Преступление и совесть - [17]
Леонтий Иванович сидел неподвижно. Взгляд его без очков казался каким-то особенно растерянным. Он только пожал плечами и пробормотал в полном смятении:
— Что творится у меня в доме — ничего нельзя понять!
Сложив руки на груди, Настя с омерзением смотрела на Анатолия.
— С тех пор как вернулась эта крамольница, в нашем доме все пошло вверх дном, — не унимался Анатолий. — Скажи ей, отец, ведь ты за справедливость и законность, почему же прощаешь ей откровенный разврат?
— Это правда?.. — нерешительно спросила мать, глядя дочери прямо в лицо.
— Хулиган! — сквозь зубы прошептала Настя.
Отец беспомощно посмотрел на детей, перевел взгляд на жену. Характер сына ему хорошо известен, но то, что он услышал о Насте, для него, нравственно чистого человека, казалось громом среди ясного неба. Неужели Настя действительно опозорила его семью?
— Это верно, что он говорит?
— Ложь! — спокойно и твердо ответила Настя, глядя в глаза отцу.
Леонтий Иванович повернулся к сыну. Отцовские глаза, всегда такие добрые и нежные, теперь выражали страдание и смятение. Казалось, вот-вот — и Леонтий Иванович вспыхнет и обрушит свой гнев на стоявшего перед ним долговязого телепня.
Анатолий продолжал неистовствовать. Стремглав бросился он в комнату сестры, и, раскидав ее постель, извлек из-под изголовья небольшую книгу.
— Гляди, папа! — крикнул он торжествующе. — Она читает запрещенное издание «Кобзаря». Вот что приносит она в наш дом!..
— Тарас Шевченко, — вздохнула с облегчением мать, увидев обложку.
Настя подбежала к брату, ловко выхватила у него книгу из рук и наотмашь ударила его по лицу.
— Вот тебе, черносотенец! — крикнула она, вне себя от возмущения.
Опешивший Анатолий схватился за пылающую щеку.
— Боже мой! — вырвалось у Серафимы Гавриловны.
Леонтий Иванович промолчал, втайне он гордился своей дочерью.
В одну из апрельских ночей жена прокурора Киевской судебной палаты почувствовала себя плохо. После своего назначения на эту ответственную должность Георгий Гаврилович до того увлекся срочными делами, что совсем забыл о жене. Сидя за столом в своем кабинете, он внимательно изучал величайшей важности документы. Неожиданно в дверь постучали, вошла горничная.
— Что случилось? — спросил Чаплинский.
— Барыне плохо, — сказала горничная и убежала.
Не хотелось прокурору отрываться от занятий, но что поделаешь! И он порывисто поднялся и поспешил в спальню.
Возле жены стояла горничная с ложкой в руке. Он услышал взволнованные слова:
— Выпейте, барыня, вам сразу полегчает. Доктор велел.
Больная покорно проглотила лекарство, положила голову на высоко взбитую подушку и сквозь полузакрытые веки посмотрела в сторону вошедшего мужа.
Георгию Гавриловичу казалось, что взгляд жены проникнут укором, и он невольно почувствовал себя виноватым. Прокурор действительно в последнее время почти не общался со своей красавицей женой. Посмотрев теперь на нее, слабую и томную, он заметил коричневатые пятна на лице и одутловатость, характерную для беременных.
— Может быть, вызвать акушера? — спросил он.
Жена слегка пошевелила головой: пока не надо…
— Ты совсем забыл меня… — после небольшой паузы сказала она.
Нет, он о ней не забыл. Хотя в последние дни действительно с головой ушел в одно чрезвычайной важности дело; обстоятельства вынуждают его к крайней сосредоточенности и самоуглублению. Прокурору очень хотелось поведать спутнице своей жизни, перед какими испытаниями поставила его судьба, но поймет ли она его? Жизнь только однажды предоставляет человеку возможность взлета… И эта возможность связана с событиями большого значения. Всякий взлет всегда таит в себе опасность, которую необходимо вовремя заметить и преодолеть. Взлет и падение всегда рядом, поэтому нужно быть начеку, смотреть в оба, тем более когда речь идет…
Но ничего этого он не сказал жене, только поцеловал ее влажный лоб и, пожелав спокойной ночи, удалился к себе.
Вчитываясь в лежащие перед ним книги и брошюры, прокурор хотел постичь истину. В голове все мешалось, словно в тумане. Всплывали картины далекого детства: нелегкие годы учения у католика-иезуита — мрачного, двуличного человека с отталкивающей внешностью. Картины эти и поныне давят его сознание. Недавние встречи со студентом Голубевым возродили в памяти дни, проведенные у иезуита. Чаплинскому порою казалось, что свое будущее он должен строить на том, что посеял в его душе этот темный человек, и лишь только тогда он с помощью таких, как Голубев, сможет совершить свой взлет…
Пододвинув ближе массивную настольную лампу, Чаплинский читал: «…Укажем на сочинения некоторых крещеных евреев. В 1614 году крещеный еврей Бренн написал книгу, в которой доказывает, что при тяжелых родах еврейки употребляют христианскую кровь. Подобное мнение поддерживает иезуит Радегис и добавляет при этом, что еврейкам необходима христианская кровь при всяких родах. Венгр Бонифатий утверждает, что у евреев не только женщины, но и мужчины подвержены периодическим менструациям и они лечат себя христианской кровью. В Торнау в 1494 году…»
Чаплинскому стало не по себе. Он поднялся, прошелся по кабинету, достал коробку папирос — курил он очень редко — и, закурив, вдохнул всей грудью горьковатый дым. Потом прокурор отворил окно и выбросил окурок. Однообразный монотонный звук долетал до его слуха, где-то капля долбила камень.
Осень-зима 1822–1823 г. Франция, Англия и загробный мир.В публикации бережно сохранены (по возможности) особенности орфографии и пунктуации автора. При создании обложки использована тема Яна Брейгеля-старшего «Эней и Сивилла в аду».
Это книга о двух путешествиях сразу. В пространстве: полтысячи километров пешком по горам Италии. Такой Италии, о существовании которой не всегда подозревают и сами итальянцы. И во времени: прогулка по двум последним векам итальянской истории в поисках событий, которые часто теряются за сухими строчками учебников. Но каждое из которых при ближайшем рассмотрении похоже на маленький невымышленный трагический или комический роман с отважными героями, коварными злодеями, таинственными загадками и непредсказуемыми поворотами сюжета.
Повесть посвящена одному из ярких и замечательных событий Великой французской буржуазной революции XVIII в. — восстанию 10 августа 1792 г., когда парижские санкюлоты, члены рабочих секций, овладели штурмом Тюильри, покончив с монархией.
Приключения атаманши отдельной партизанской бригады Добровольческой армии ВСЮР Анны Белоглазовой по прозвищу «Белая бестия». По мотивам воспоминаний офицеров-добровольцев.При создании обложки использованы темы Андрея Ромасюкова и образ Белой Валькирии — баронессы Софьи Николаевны де Боде, погибшей в бою 13 марта 1918 года.
Что мы знаем об этой земле? Дикая тайга, где царствуют тигры. Оказывается нет, и здесь стояли могучие государства с прекрасными дворцами и храмами, но черный ветер из монгольских степей стер их с лица земли, оставив только сказки и легенды в которых герои живут вечно.
Леонид Рахманов — прозаик, драматург и киносценарист. Широкую известность и признание получила его пьеса «Беспокойная старость», а также киносценарий «Депутат Балтики». Здесь собраны вещи, написанные как в начале творческого пути, так и в зрелые годы. Книга раскрывает широту и разнообразие творческих интересов писателя.