Прерванный путь - [43]

Счастливчик подавил дрожь. Он вспомнил собственный сон о могучих псах, сражавшихся друг с другом в вихре ледяных осколков, летевших с неба.

«Собачьей Грозы не бывает! – твердо напомнил он себе. – И сны Лизушки такой же вымысел. Мало ли что приснится на пустой желудок… Ах, если бы только я мог поверить в свои благоразумные слова!»

– Ты – моя стая, Счастливчик, поэтому я никуда не уйду. Но Клык моя семья. Я не могу отказаться ни от тебя, ни от него, потому что… потому что я такая, какая есть, – грустно протявкала Лизушка.

– Знаешь, Лизушка, об этом нам нужно поговорить как следует, – сказал ей Счастливчик. – Но не сейчас и не наспех. А теперь давай-ка поскорее вернемся в лагерь.

«Я был прав, – подумал он, чувствуя, как его сердце сжимается от непонятной тоски. – Она говорила о Микки, а думала о себе…»

Как и рассчитывала Прыгушка, этим вечером Альфа пребывал в более благодушном настроении, чем вчера. Когда Лизушка и Счастливчик, волоча своих крыс, переступили порог Дома еды, полуволк даже соизволил встать и ворчливо поприветствовать последних охотников. Счастливчик подошел к куче с добычей, возвышавшейся посреди комнаты, и не смог сдержать изумленного тявканья.

«Вот это да! Да я уже давно не видел столько еды сразу!»

– Удачная охота, – милостиво кивнул Альфа. – Вот только напрасно вы в конце разделились и вернулись отдельными группами. В следующий раз держитесь вместе!

«Не мог удержаться от критики?» – фыркнул про себя Счастливчик, хотя на этот раз упрек Альфы был вполне справедливым.

Добычи было так много, что трапеза прошла спокойно и без конфликтов. Дожидаясь своей очереди, собаки болтали друг с другом, и Счастливчик заметил, что большая Марта что-то негромко шепчет на ухо Микки. Он не слышал, о чем они говорят, но слова доброй черной собаки как будто приободрили охотничьего пса; его взгляд просветлел, а хвост робко застучал по полу.

Когда подошла очередь Счастливчика, он с трудом заставил себя вытащить из кучи крысу. Чтобы проглотить первый кусок, нужно было преодолеть отвращение к грязной и сальной крысиной шерсти, к запаху гниющих отбросов, пропитавшему всю тушку с головы до голого хвоста… Но голод, как известно, хорошо лечит от брезгливости. Счастливчик зажмурился и впился зубами в мясо. Что ж, совсем не так плохо, как казалось…

– Ты, наверное, очень проголодалась, Омега, – раздался над его головой добрый голос Луны. – Не волнуйся, еды сегодня много, тебе много останется.

– Я знаю! – радостно протявкала Солнышко, терпеливо дожидавшаяся в сторонке. – Ничего, я подожду!

– Как всегда, – прошипел Нытик, но и в его голосе сегодня не было обычной глумливой насмешки.

– Где ты был сегодня вечером, Микки? – спросила Белла.

– Ходил лапы поразмять, – громко ответил Жук, не давая Микки пасть открыть. – Правда, Микки? Мы встретили его на обратном пути.

– Правда, – прошептал Микки, с благодарностью взглянув на молодого пса.

– Х-мм, – проворчал Альфа, – ну и стая! Собаки шляются поодиночке, возвращаются с охоты кто когда, приказов не слушают. Нет, это логово Длиннолапых определенно очень плохо действует на дисциплину! Не думайте, что я буду долго мириться с такой расхлябанностью.

– Альфа прав, – подала голос Лапочка. – Нам всем нужно быть осторожнее. Свирепые псы до сих пор бродят где-то неподалеку, а теперь нам угрожает еще и стая безумного Ужаса. Мы не можем позволить себе расслабиться и вести себя, как беспечные Собачки-на-поводочке!

Она подняла голову и в упор посмотрела на Марту и Дейзи.

– Конечно, Лапочка, – кротко пробасила Марта.

– Омега закончила есть? Хорошо, – Лапочка кивнула и встала. – А теперь – время Великой песни.

Альфа потянулся, прочертив когтями борозды на грязном полу.

– Для начала выйдем отсюда Великую песнь нельзя петь в этой… в этой клетке! – Он с отвращением огляделся по сторонам.

«Это убежище, а не клетка, – огрызнулся про себя Счастливчик. – Скажи спасибо Небесным Псам за то, что они послали нам место, где можно укрыться от плохого дождя!» Однако он смолчал и вместе со всеми вышел на улицу.

Первые звезды льдисто сверкали на ясном небе, дома Длиннолапых отбрасывали черные тени на залитые лунным серебром улицы. Альфа вышел на дорогу, где свет Собаки-Луны особенно ярко горел и сверкал на гладком камне, остановился и подождал, пока вся стая молча соберется вокруг него. Откуда-то издалека доносилось глухое тявканье Молнии и Небесных Псов, но голоса их были так тихи, что можно было не бояться. Дождь был еще далеко.

Вот из глотки Альфы вырвался тихий одинокой звук. Когда остальные собаки начали одна за другой присоединяться к нему, полуволк запрокинул свою тяжелую голову и испустил гортанный вопль к Собаке-Луне. Счастливчик дождался, когда завоет стоявшая рядом с ним Кусака, и присоединил свой голос к хору. По мере того как песнь росла, пульсировала, взлетала и опадала в тишине мертвого города, мысли Счастливчика начали путаться, гаснуть. Чем сильнее нарастала магия Великой песни, тем легче становилось тело Счастливчика. Серебряный свет Собаки-Луны разгорался все ярче и ярче, пока Счастливчик не почувствовал, что сами звезды сошли со своих мест и закружились вокруг стаи.