Прерванное молчание - [34]

— Правда? — Он был даже не очень удивлен. — А я думал, у меня неплохо выходит.

Я покачала головой и обняла его.

Прошла, наверное, неделя с тех пор, и в моей жизни случилась страшная вещь. Плохие новости, сообщаемые по телефону — ничего не может быть хуже. Только, разве что, плохие новости, сообщаемые по телефону. Отец позвонил и сказал, что маме плохо. Я ответила, что приеду утром, и весь оставшийся вечер проплакала. Ночью мне вдруг сделалось одиноко и грустно, и я, совершенно не отдавая себе отчета, который час, набрала номер Джона.

— Да, — раздался тихий сонный голос.

— Извини, что разбудила, — всхлипнула я и тут же подумала, что сквозь сон Джон все же не заметит моих слез, но Салливан всегда все замечал.

— Что случилось? — как будто взбодрился он.

— Ничего… Извини… Мне просто очень плохо…

— Элис, в чем дело?

Я почти могла представить, как Джон вскочил с кровати и быстро прогнал от себя сон. У него это получалось хорошо, в отличие от меня.

— Моя мама… Ее увезли в больницу! — Я уже не сдерживала слез. — Что-то с сердцем… Все так серьезно… Говорят, нужна срочная операция…

— Давай я приеду?

Могу поспорить, он был уже наполовину одет.

— Нет, не надо! Правда! Просто поговори со мной, пожалуйста.

— Расскажи, что случилось?

— Папа позвонил… — я уже почти рыдала в трубку. — Сказал, что маму с приступом увезли в больницу. Ей срочно нужна операция, а папа говорит, что у нас нет денег. Короче, я поеду завтра с утра к ним и будем решать. Я даже не знаю, что мне делать…

— Давай я все-таки приеду, — это уже был не вопрос. Это была констатация факта. — А ты пока рассказывай.

— Я не знаю, что рассказывать…

— Я думал, твой отец какой-то уважаемый человек, — спокойно говорил Джон, надеясь, что его тон как-то успокоит меня. — Сколько надо денег?

— Господи! Не знаю! Много! Какая разница, уважаемый или нет! Какая, вообще, разница! Они говорят, что операция нужна срочно. Мне страшно…

— Элис, я уже еду. Держись.

Я разрыдалась громче прежнего. Около получаса езды до моего дома Джон слышал в трубке, в основном, только всхлипы и шмыганья, но все же пытался что-то отвечать на мои редкие несвязные реплики. Наконец, он сказал в трубку: «Открывай», — и постучал в дверь.

— Джон! Спасибо тебе! Спасибо, что приехал!

— Элис, успокойся! Тихо-тихо! — Он обнял меня, и от этого мне стало немного легче, но через минуту слезы хлынули с новой силой.

Я рассказала о том, что узнала от папы. Семья у нас была, конечно, не бедная, но оказывается, мама болела уже давно, и я была последней, кто об этом узнал. Родители не хотели расстраивать меня, надеясь на выздоровление. Вот и получилось, что почти все сбережения к тому времени уже были потрачены на дорогостоящие медикаменты и многочисленные курсы лечения. Оказывается, даже родительский дом был заложен. А теперь требовалась эта операция, и папа был в отчаянии. За один день он собрал, сколько смог, обзвонив друзей, но оставалось найти еще немалую сумму. Я была убита новостям и просто раздавлена тем, что родители так долго и так искусно скрывали от меня факт маминой болезни. Я чувствовала себя бесполезной и ненужной.

— Сколько надо денег? — Вдруг спросил Джон.

— Что? — Не расслышала я его вопрос за потоком собственных рыданий.

— Сколько надо денег, Элис?

— Я точно не знаю. Да какая разница! — Я уткнулась в его плечо и снова завыла.

— Послушай меня, — Салливан посмотрел мне в глаза. — Послушай, Элис. Вот, — он достал откуда-то большой бумажный конверт и теперь протягивал его мне. — Здесь пятьдесят тысяч. Я не знаю, хватит ли этого, но это все, что у меня есть. Возьми!

Я вопросительно смотрела то на Джона, то на конверт, который он по-прежнему держал в руках. Дар речи у меня пропал, и даже слезы на время прекратили водопадами течь из глаз.

— Бери! — Настаивал Джон.

— Это же, наверное, все твои сбережения. Джон, не надо… Я не могу взять…

— Элис! — Он даже повысил голос. — Вам нужны эти деньги, так что бери и не рассуждай.

Я поняла, что отказываться бесполезно и взяла конверт.

— Спасибо тебе, — почти шепотом говорила я. — Я… Мы… Мы все вернем, как только выберемся из этого…

— Не надо возвращать, — прервал Джон. — Главное, чтобы это помогло.

Он снова обнял меня, крепко прижал к себе и губами коснулся моей щеки. Однако это был вовсе не поцелуй и даже не что-то его напоминающее. Джон просто очень крепко обнимал меня, и в его руках я чувствовала, что все будет хорошо.

Утром Джон повез меня к родителям. Я созвонилась с папой, и он сказал, что с пятьюдесятью тысячами у нас как раз набирается на то, чтобы оплатить операцию и дальнейшее реабилитационное лечение. Я ответила, что позднее объясню, откуда за одну ночь взяла такую сумму, и мы договорились встретиться в больнице.

Джон отказался пойти со мной и познакомиться с моим отцом. Как только я вышла из машины, он махнул мне рукой и скрылся.

— Мне иногда кажется, что он вообще не человек, — говорила я папе, пока мы ждали в приемном покое.

— Да уж, — вздохнул отец, который обычно не склонен был ко всякого рода романтическим рассуждениям.

Действительно, Джон Салливан был в высшей степени странным. У него не было прошлого, он явно скрывал больше, чем рассказывал. Его ужасные шрамы на руках говорили о совершенно обдуманной и решительной попытке умереть. Он, кажется, не любил жизнь, но при этом с легкостью готов был помочь кому-то вновь обрести ее. Я была ему очень дорога — и теперь я точно об этом знала, но ему, кажется, совершенно не нужен был секс. Он ни с кем не встречался с тех пор, как мы познакомились — об этом мне по секрету сказал Том Нельсон. Он же поведал мне, что раньше Джон был большим охотником до женщин. Да еще вся эта недавняя история с его днем рождения добавляла вопросов!