Прелюдия к очарованию - [27]

– Вы… вы серьезно? – Лицо Санчи залила алая краска.

Пальцы графа ласково перебирали шелковые пряди у нее на затылке.

– Разумеется, – ответил он тихо. – А ты надумала?

– Не знаю, как и быть, – призналась Санча, с сомнением качая головой.

Граф пристально взглянул ей в глаза и затем, нахмурившись, сказал:

– Санча, прекрати заранее фантазировать по поводу наших отношений. Давай ограничимся предположением, что они могут оказаться для нас обоих и приятными и поучительными, согласна?

– Согласна, – ответила Санча, задрожав.

Граф резко поднялся.

– Пошли, мы прибыли. Сейчас немного поговорим с твоим дядей Эдуардо.

Совсем смущенная, Санча не возражала, хотя понимала, что они будут в центре внимания всех тех, кому попадутся на глаза в редакции. В лифте, оказавшись наедине с графом, она подумала, что он может ее поцеловать, и сердце девушки стучало в робком ожидании, но он только курил манильскую сигару, и по выражению его лица Санча поняла, что голова у него занята какими-то своими проблемами.

Когда они вошли в главное редакционное помещение, где Санча работала, и направились к кабинету Эдуардо, головы всех присутствующих повернулись в их сторону. Граф властно постучал в дверь, и сидевшая снаружи секретарша была слишком огорошена, чтобы протестовать.

– Войдите! – крикнул Эдуардо, и граф, открыв дверь, пропустил вперед Санчу.

С самого начала стало ясно – по крайней мере, Санче, – что положение Эдуардо не позволяло усомниться в правдивости объяснения графа, почему обеденный перерыв племянницы растянулся на два с половиной часа.

Напротив, коротко окинув Санчу внимательным взглядом, он, как бы потеряв к ней всякий интерес, углубился в обсуждение литературных достоинств книги графа, выдвинул ряд предложений, касавшихся планируемой второй книги, и, по-видимому, воспринял слишком долгое отсутствие Санчи как вполне нормальное явление.

Санче хотелось уйти. Она уже жалела о своем поспешном решении принять предложение графа поужинать с ним, и ей нужно было время, чтобы подготовиться к расспросам Элеоноры Фабриоли и Тони относительно ее неожиданного возвращения с графом Малатестой. Но она не знала, как уйти, не привлекая к себе внимания, и поэтому продолжала стоять у двери в надежде, что дядя заметит и сам отпустит ее. Но Эдуардо не замечал; но вот граф, закончив излагать ему некоторые аспекты своих последних исследований, выпрямился и посмотрел в ее сторону.

– Мне нужно идти, – заговорил он снова по-английски. До этого они разговаривали на своем родном языке, что еще больше обособляло от них Санчу. – До свидания, синьорина! До свидания, синьор!

– До свидания, граф! – ответил Эдуардо, вставая и провожая нежданного гостя до двери.

Проходя мимо Санчи, граф сказал:

– Паоло зайдет за книгой, которую вы обещали дать мне почитать, синьорина. Вас устроит восемь часов вечера?

Санча в замешательстве уставилась на графа, не в состоянии сперва понять, о чем идет речь, но потом до нее дошло подлинное значение его слов.

– Я… вполне, синьор, – ответила она через силу и отвернулась, а дядя и граф покинули кабинет.

«О, Боже, – подумала она, с трудом сдерживая слезы, – что я наделала! Что он наделал!» Ведь она уверяла, что ни под каким видом не согласится на тайную любовную связь, и тем не менее позволила графу в присутствии дяди договориться о свидании в такой манере, которую иначе, как конспиративной, не назовешь. Это неправильно, это унизительно. Она чувствовала себя, как горничная, к которой господин соизволил проявить интерес. Она не допустит, чтобы с ней обращались подобным образом. Графу не следует думать, что она чем-то отличается от женщин его круга, хотя, быть может, и беднее их. Она не уличная девка, и граф должен относиться к ней с уважением.

Но и после всех этих рассуждений потребовались немалые усилия, чтобы выйдя из кабинета дяди, спокойно проследовать к своему письменному столу, тем более что там ее уже поджидала Элеонора Фабриоли; пристроившись на углу стола, она листала рукопись статьи, над которой Санча работала в то утро.

– Итак, вы вернулись! – насмешливо заметила она.

– И вместе с душкой графом! Неудивительно, что вы так рвались писать эту статью.

Не обращая на нее внимания, Санча села за стол. В это время в помещение вошел Эдуардо, проводивший графа до лифта. Задержавшись около Санчи, он спросил:

– Как это тебя угораздило, Санча, без разрешения отправиться во дворец и беспокоить графа из-за каких-то мелочей? Просто немыслимо!

– Извини, – сказала Санча, краснея.

– Мисс Форрест по уши влюблена в графа, Эдуардо, – съязвила Элеонора, рассматривая окрашенные в серебряный цвет ногти. – Видно даже невооруженным глазом!

– Неправда! – вскочила Санча, смотря на Элеонору со страдальческим лицом, но та только зло рассмеялась.

– Не сердись, Эдуардо, – проговорила Элеонора притворно-просительным тоном. – Твоя племянница молода и впечатлительна! Уверена, что граф привык к подобному почитанию! А судя по печальному виду Санчи, он, по-видимому, осадил ее… и не слишком вежливо!

Внутри у Санчи все кипело.

– Санча! Это правда? – резко спросил Эдуардо.

– Разумеется, все ложь, – ответила она, дрожа от гнева. – Элеонора просто завидует, потому что написать статью ты поручил мне, а не ей!