Прелюдии и фантазии - [92]
Тут Ицхак совершенно пал духом. Вместо того, чтобы немедленно ехать в больницу, он пошёл куда глаза глядят. С тех пор больше никто никогда его не видел. Машина так и стоит на стоянке, вот она, Габи — старенькая «Субару».
Видишь, кто-то снял колесо. Стекло разбито. Стереомагнитола похищена…
— Да, но винтик.
Терпение. Итак, Ицхак удалился в неизвестном направлении. Что стало с его супругой, нам тоже — увы — неизвестно. Возможно, в больнице нашлось достаточно газировки, чтобы поправить её расшатавшееся здоровье.
Будем надеяться.
А три месяца спустя пробегал тут мальчик, трёхлетний. За руку его держала старшая сестра. В машине ждали папа и мама. На ходу ЗИМА В ТЕЛЬ-АВИВЕ малыш подобрал винтик — один из тех, что Ицхак Лурия бросил на асфальт. Давно ли ты сам подбирал с асфальта несъедобные вещи? Помнишь, каково на вкус ржавое железо?
Мать, покривившись, осторожно, двумя пальцами вынула винтик, сказала: «Фу, гадость какая!», сказала: «Слава Б
%гу, не успел проглотить!», сказала: «Нужно получше следить за ним, милая!»
Отец покрутил в пальцах влажный цилиндрик, усмехнулся и зашвырнул — куда подальше.
— И вот он здесь!
И вот он здесь. Под каблуком. Теперь тебе всё ясно, Габи? Есть вопросы?
— Всё совершенно ясно. Спасибо. Я, пожалуй, пойду. Счастливого пути тебе, Габи. Не забудь свой новый волшебный винтик. Что ты станешь с ним делать?
— Носить в кармане. Что делают с винтиками?.. Доставать и смотреть.
Основания
Тель-Авив делает вид, что стоит на земле, на жирном, ископаемом, натуральном чернозёме, но коренные жители знают: всё это — враки. Тель-Авив строили на сыром палестинском песочке, он похож на человека, который всю жизнь ходит на цыпочках, стараясь казаться выше. Нам по-прежнему хорошо удаётся скрывать истинное положение дел, но правда — нет-нет, да и выскочит: ты только посмотри на эти лица, на эту суматоху, на этот пир во время бесконечной пустынной войны! Разве так ведут себя персонажи высокой классики на фоне европейских холмов, посеребрённых луной, или благородные ковбои американских прерий? Любой, самый что ни на есть захудалый итальянский городишко в семьдесят тысяч жителей даст тебе сто очков вперёд.
Но Тель-Авив, подобно большинству его обитателей, давным-давно привык выдавать желаемое за действительное.
Дело зашло далеко: кажется, этот прохвост сам поверил, что портрет, который он рассылает по почте — в виде туристических прокламаций, — написан с натуры.
Желания
«Я хотела бы получить назад мои деньги», — говорит Яэль. Ещё мгновение, и — сорвётся на крик. Не время, подруга, только не сейчас, ты же знаешь, чем это кончится. Продавщица похожа на хомячка. Или на крысу. На крыску. Ням-ням. Хрум-хрум. Виновато заглядывает в глаза: «Деньги. но разве.»
«Деньги! Фишки! Тугрики!» — стучит в голове. Жерло вулкана. Снаружи, разумеется, тишь да гладь: Яэль улыбается — смущённо, немного растерянно, как человек, который готов извиниться первым, если ненароком отдавят ногу. Продавщица пожимает плечами: «Значит, вам не понравилось. а я-то думала.»
Лицо Яэль каменеет. В голове звенит: а-я-то-ду-ма-ла-а-я-то-ду-ма-ла.
«Я всегда хотела быть такой, как вы! — говорит продавщица. — Глупо, правда?..»
«Мои деньги.» — машинально произносит Яэль.
Продавщица вздыхает: «Вы могли бы выбрать что-нибудь другое на ту же сумму…»
«Мне нужны деньги», — твердит Яэль, чувствуя, как бешенство сдаёт позиции, оседает, опадает, как сдувшийся шарик. Мочевой пузырь немедленно даёт о себе знать. Всегда так… Почему так всегда?
«Очень жаль…» — говорит крыска, пристально глядя на неё.
«Жаль?»
«Вам так идёт это платье! Я имею в виду — шифоновое…» «Откуда вы знаете?»
«Я подглядывала», — ни тени смущения. Зубки. Глазки-бусинки. Крыска.
«Вы лесбиянка?» — спрашивает Яэль.
Продавщица смеётся. Глазки. Зубки.
«Вы лесбиянка?» — спрашивает Яэль холодно.
«Не знаю, — отвечает продавщица. — Я хочу быть вами. Если это называется «быть лесбиянкой», то я лесбиянка».
«Меня только что уволили. Мне нужны деньги. Нет ничего хорошего в том, чтобы быть мной».
Продавщица пожимает плечами, улыбается — мол, мелочи жизни.
«Я глупая и жадная. Я злая. Я вас ненавижу. Вы похожи на крысу. Жадную глупую крысу. Верните мои деньги!»
Желания Продавщица снова пожимает плечами, пытается улыбнуться, и вдруг губы её расползаются, как в диснеевском мультике, она закрывает лицо руками и исчезает во мгновение ока, проваливается — будто за прилавком открылся невидимый люк. Яэль осторожно приподнимается на цыпочки, заглядывает в темноту.
Продавщица сидит на полу, опустив голову, скрестив ноги. Плечи её вздрагивают.
«Вам всё ещё хочется быть мной?»
Продавщица поднимает лицо, и тут Яэль понимает, что она совсем не похожа на крысу.
Не навсегда
На углу Дизенгоф и Фришман в праздники и по выходным немолодой усатый мужчина в турецкой феске демонстрирует Чудо Проницаемости Непроницаемого. Тонкие никелевые кольца, сплошные, без единой прорехи, волшебным образом нанизываются друг на друга, образуя длинные бренчащие цепочки. Фокусник протягивает их прохожим, стараясь при помощи жестов убедить, что дальше будет ещё интереснее: видите — обыкновенные металлические кольца, ничего из ряда вон выходящего, к ним прилагается — усатый законопослушный гражданин, выходец из России, в феске — это чтобы вы не подумали, что происходит злодейское нападение, когда вам протягивают эти кольца, что вам насильно пытаются что-то всучить. Эта феска демонстрирует мои мирные намерения. Ведь как страшно! — когда посреди людной улицы, в час пик к вам бросаются, позванивая металлическими предметами, заглядывая в глаза (без тени улыбки): смотрите, вот! вот оно! эти кольца! они сплошные! Вот так они звенят — слышите. А вот — ррраз — и... видите?..
Мастер малой прозы? Поэт? Автор притч? Похоже, Дмитрий Дейч - необычный сказочник, возводящий конструкции волшебного в масштабе абзаца, страницы, текста. Новая книга Дмитрия Дейча создает миф, урбанистический и библейский одновременно. Миф о Тель-Авиве, в котором тоже бывает зима.
Родословная героя корнями уходит в мир шаманских преданий Южной Америки и Китая, при этом внимательный читатель без труда обнаружит фамильное сходство Гриффита с Лукасом Кортасара, Крабом Шевийяра или Паломаром Кальвино. Интонация вызывает в памяти искрометные диалоги Беккета или язык безумных даосов и чань-буддистов. Само по себе обращение к жанру короткой плотной прозы, которую, если бы не мощный поэтический заряд, можно было бы назвать собранием анекдотов, указывает на знакомство автора с традицией европейского минимализма, представленной сегодня в России переводами Франсиса Понжа, Жан-Мари Сиданера и Жан-Филлипа Туссена.Перевернув страницу, читатель поворачивает заново стеклышко калейдоскопа: миры этой книги неповторимы и бесконечно разнообразны.
Самая нежная и загадочная книга Дмитрия Дейча, где Чебурашка выходит из телевизора, чтобы сыграть в подкидного дурака, пластмассовые индейцы выполняют шаманские ритуалы, дедушкин нос превращается в компас, а узоры на обоях становятся картой Мироздания.
Все, наверное, в детстве так играли: бьешь ладошкой мяч, он отскакивает от земли, а ты снова бьешь, и снова, и снова, и приговариваешь речитативом: "Я знаю пять имен мальчиков: Дима — раз, Саша — два, Алеша — три, Феликс — четыре, Вова — пять!" Если собьешься, не вспомнишь вовремя нужное имя, выбываешь из игры. Впрочем, если по мячу не попадешь, тоже выбываешь. И вот вам пять имен (и фамилий), которые совершенно необходимо знать всякому читателю, кто не хочет стоять в стороне сейчас, когда игра в самом разгаре, аж дух захватывает.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Корни цветов ума уходят глубоко — туда, где тьма настолько темна, что Свет Вышний кажется тенью. Там ожидают своего часа семена сновидений, и каждое вызревает и раскрывается в свой черед, чтобы явить в мир свою собственную букву, которая — скорее звук, чем знак. Спящий же становится чем-то вроде музыкального инструмента — трубы или скрипки. И в той же степени, в какой скрипка или труба не помнят вчерашней музыки, люди не помнят своих снов.Сны сплетаются в пространствах, недоступных людям в часы бодрствования.
Астролог Аглая встречает в парке Николая Кулагина, чтобы осуществить план, который задумала более тридцати лет назад. Николай попадает под влияние Аглаи и ей остаётся только использовать против него свои знания, но ей мешает неизвестный шантажист, у которого собственные планы на Николая. Алиса встречает мужчину своей мечты Сергея, но вопреки всем «знакам», собственными стараниями, они навсегда остаются зафиксированными в стадии перехода зарождающихся отношений на следующий уровень.
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…