Прелести лета - [5]

— Если он друг, конденсируется как миленький! Выпадет в осадок! хрипел Никитон.

Да — трудные испытания для дружбы придумал он. И вдруг — закапали слезы. Из облака.

— … Чего это он? — Никита пробормотал, хотя этого вроде и добивался. Мы стояли с ним мокрые, заплаканные слезами с небес. Что это? Что-то произошло с Игорем? Или он оплакивает нас? Душа растаяла в небе…

— Ну… на Карповку? — пробормотал я, тронув штурвал.

— Нет!! — весь напрягшись, завопил Никита. И добавил тихо: — Слишком дорого обходится эта Карповка… нам всем. Прямо плывем.

3

Мы молча шли к Литейному мосту, и вдруг Никита, оглянувшись, сбросил ход: еще какая-то темная тучка в небе догоняла нас… Второе пришествие плачущего пальто? Нет — это двигалось гораздо быстрее, я бы сказал — наглей. Такой стиль прощупывался. «Тучка» по-наглому пикировала на нас. Ясно — это он, наш бомж-бизнесмен Коля-Толя, с которым мы уже столько маялись в наших малых реках и каналах, посланец из рыночного будущего, которое, как мы надеялись, оставили позади. Настигает. Летит верхом — на нашей, то есть лосиной ноге, которую Никита купил в Москве после провала диссертации, чтобы задобрить Ирку, но не задобрил, и которую мы вроде бы продали Коле-Толе, но денег он нам не дал, а потом перепродал ее нам, деньги взял, но ногу оставил себе. Запутались в этой рыночной экономике! Да и нога от всех этих перипетий сошла с ума и летает теперь по воздуху, облепленная лосиными мухами, и возит его! Такой у нас теперь друг вместо Игоря — за наши грехи. Черт какой-то, фактически, который потащит нас в ад. Совсем уже разладился наш мухолет, катает кого попало!

Коля-Толя хлопнул по корме босыми пятками (обувь свою тоже, видимо, пустил в оборот), небрежно отбросил «третью ногу», принадлежащую когда-то лосю, и мухи с этой ноги кинулись бешено общаться с мухами на катере. Зажжужали! Столько надо рассказать! Коля-Толя, наоборот, был ленив и спокоен — словно вышел за сигаретами и тут же вернулся.

— Ну что? Меркнете? — произнес он, насмешливо посмотрев на нас.

Слово было столь неожиданным, что я сперва не узнал его, принял за иностранное, похоже — туркменское… лишь постепенно додул.

— Сияем! — ответил я.

— Вижу! — усмехнулся гость… Хозяин? Во всяком случае — он глянул на ногу, и она тут же встала перед ним по стойке «смирно».

— Вольно, — процедил он, и нога упала. Натренировал! Нашу ногу!

— Я вообще, как коммерческий директор, маршрут одобряю! — вдруг решил нас морально поддержать Коля-Толя (хотя непонятно, кто назначил его коммерческим директором?). — Места там толковые.

Знает, куда мы плывем? Мы сами пока этого не знаем.

— Так что… нормально, — успокоил он нас почти окончательно. — Надо только тут брата перехватить.

Мы вздрогнули. Про брата его мы слышали только ужасное.

— Где? — вымолвил я.

— Да тут неподалеку. В Крестах.

Мы с Никитой переглянулись. В Крестах, знаменитой питерской тюрьме, я однажды бывал с гуманной (туманной) миссией, с целью дарения книг библиотеке Крестов от «общества содействия»… не помню, чему. Помню библиотеку, переплетчиков в черных робах и шапочках… кстати, выяснилось, что заключенным книг не выдают — порвут на самокрутки. Так что гуманизм нашей миссии поблек. Помню культурный их центр, с маленьким макетом тюрьмы — в качестве поощрения разрешалось поглядеть на свою тюрьму и снаружи… как бы с «птичьего полета»… «Зачем я не сокол?» Похоже, наш друг собирается сделать из своего брата (Толи-Коли?) сокола, с помощью лосиной ноги. Чудовищная композиция: «Сокол с лосиной ногой»… Мысли беспорядочно прыгали в панике. О таком ли отдыхе мечтали мы с Никитой долгими зимними вечерами? Нет! И еще раз нет. И еще раз нет. Запомнил я также подписку, которую дает каждый поступивший туда: «Уведомлен, что в проволоку, окружающую территорию, подано напряжение, несовместимое с жизнью». Не окажемся ли за проволокой мы, в обмен на «сокола»? Тревожные мысли. Лишь Коля-Толя был спокоен и, захватив штурвал, рулил уверенно.

— А за что он там… у тебя? — Я попытался хотя бы поставить какую-то моральную планку.

— A! Украл не то! — махнув рукой, с горечью произнес Коля-Толя, и в голосе его прозвучало, конечно, могучее осуждение современного общества, в котором если украдешь «то» — станешь сенатором, а если «не то» — бесправным узником. Исправлять это нам и предстоит. Моральная планка, во всяком случае, была поставлена теперь высоко. Можно не волноваться. Однако я почему-то волновался. Вспомнил фото, что видел в тюремном культурном центре (рядом с макетом тюрьмы): освобождение щеголеватого Набокова-старшего из Крестов, восторженные встречающие, в лицах — благородство. Да-а… изменились времена. Впрочем, фотографию освобождения я видел, кажется, в одной книге. В тюрьме же, наоборот (и это естественно), вовсе другая фотография висит: прибытие Набокова-старшего в Кресты — на открытой пролетке, рядом с полицейским. Вот так. Это, пожалуй, вернее… Я окончательно приуныл.

— А были… исторические случаи… побега из Крестов? — вскользь поинтересовался я.

— Не были, так будут! — веско ответил наш друг.

Краснокирпичная громада, с крестами в стене, с высокими трубами, нависала над нами.