Прекрасное и истина - [109]

[Прилагательные прямой (droit) и здравый (droit в сочетании с существительным esprit) ум, существительное право (le droit; кстати, кроме того, данное слово обозначает и прямой угол) и геометрический термин прямая (la droite) обозначаются во французском языке одним и тем же словом, изменяющим только свою грамматическую форму.]

«Страстно любить» – тотчас же напоминает о рабстве и страдании; манера высказываться в этом случае носит характер предсказания. Я хочу еще привести такие слова, как «эмоция, милосердие, культ и культура, гений, благодать, благородство, ум, судьба, испытание, раздражение, вера и чистосердечие,

[Вера и чистосердечие обозначаются по-французски одним и тем же словом la foi, к которому во втором случае добавляется прилагательное bonne (добрая) – la bonne foi.]

чувство, порядок».

[Нужно иметь в виду, что дать адекватный перевод этому перечню практически невозможно, так как многие слова из включенных в него французским философом имеют множество значений во французском, то есть по несколько эквивалентов в русском языке – иногда достаточно далеко расходящихся по своему смыслу, например: la grâce – милость, изящество, благодарность и др., l’esprit – ум, рассудок, сознание, дух, остроумие и т. д., что, собственно говоря, и стало одной из причин их включения автором в данный перечень.]

Я, как и Конт, настаиваю на двойном смысле слова «народ»,

[ «Он (Конт) различает человечество как совокупность народных, семейных и личных элементов: это у него humanité с малою h – и Человечество как существенное действительное и живое начало единства всех этих элементов – Humanité c большою H, ou le Grand Être (или Великое существо)»[401]. По Конту, «Великое Существо есть совокупность прошлых, будущих и настоящих людей, которые свободно способствуют усовершенствованию всеобщего порядка»[402]. «Если “человечество состоит скорее из мертвых, чем из живых”, то не потому, что статистически мертвых больше, чем живых, а потому, что лишь те составляют человечество, живут в его памяти, которую мы должны любить, кто достоин того, что Конт называл субъективным бессмертием»[403]. Ср.: Ален. Мнемозина.]

заключающем в себе целый урок политики. Счастлив тот, кто знает, что он говорит. Прудон, человек вдохновенный, об одном философе своего времени счел нужным сказать, что тот писал нехорошо и что это о многом говорит. Хорошо писать – не значит ли это уметь развивать мысль в соответствии с родственностью слов, которая содержит в себе глубокое знание? Аристотель в своих наиболее сложных исследованиях считает необходимым сказать: «Это звучит нехорошо».

Данте и Вергилий

Нынешние памятные дни вновь привлекают всеобщее внимание к лику Данте,

[В сентябре 1921 г. исполнилось 600 лет со дня смерти великого поэта.]

столь явно выражающему суровость и горестность. Размышляя в связи с этим о той эпопее, которая, исходя из самых глубин, возносит нас на свое аскетическое небо,

[Речь идет, конечно, о «Божественной комедии», об описываемом в ней пути, которым следуют ее автор и его проводник Вергилий и который пролегает через ад и чистилище, а завершается в раю.]

я хотел понять, почему с первых же терцин мы движемся таким уверенным шагом, будто мощь, исходящая от деревьев в некоем лесу,

[ «Божественная комедия» начинается, как известно, со следующего авторского введения:

«Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.

Но, благо в нем обретши навсегда,

Скажу про все, что видел в этой чаще»[404].

Таким образом, следует признать, что чувства, которыми окрашен текст Данте, не в полной мере соответствуют авторским впечатлениям, описываемым в эссе.]

убеждает нас в надежности почвы и девственности земной поверхности? Здесь более нет никаких условностей: это нетронутая природа. Вдали от рассудочного и коварного города. Это мужество прокладывает себе дорогу, а возвещает о нем особая ритмичность: через каждые три шага –

[Образное представление о трехстишиях – терцинах, которыми написана «Божественная комедия».]

остановка, для того чтобы оглядеться.

[Ср.: «И словно тот, кто, тяжело дыша, На берег выйдя из пучины пенной, Глядя назад, где волны бьют, страша, Так и мой дух, бегущий и смятенный, Вспять обернулся, озирая путь, Всех уводящий к смерти предреченной»[405].]

Я следую за этим надежным проводником, за этим мулом с жилистыми ногами.

[А Данте, как известно, следовал за Вергилием: «Он двинулся, и я ему вослед». Ален же представляет себе, что следует как за первым, так и за вторым (см. также ниже).]

Что же я вижу? – Человечество и себя самого, худшего и лучшего, а также самого заурядного представителя этого человеческого мира, и без тех соответствующих случаю приготовлений, которые вызывают ужас. Однако предстающий перед нами ад подает нам надежду – правдивостью зрелища, уже самим чистилищем и отражением небесного свода, наполненного мыслями; именно это и обещал нам упоминавшийся упругий ритм. Останавливайся только на мгновенье, говорит он, здесь всего лишь пути и переходы. Тот, кто вглядывается в себя, судит себя; тот, кто судит себя, спасает себя. Во всем этом сокрыто подлинное испытание убеждений человека. Спуститься, для того чтобы вновь подняться. Все то, что мне так близко, все то, что есть я сам, предстает передо мной как зрелище, но как бы отстраненно и в отрыве от меня. Благодаря помощи поэта Данте следует за Вергилием, а я следую и за тем, и за другим, подобно тому как козочка следует за песней пастуха.