Прекрасное и истина - [101]
Вновь поразмышлять об этих вещах меня заставил рассказ о римских церемониях, которые были посвящены новому папе.
[Вероятно, имеются в виду торжества, связанные с избранием папой (6 февраля 1922 г.) архиепископа Милана кардинала Акилле Ратти, который принял имя Пия XI и которому удалось в значительной степени упрочить политическое положение Ватикана в современном мире. Он также предпринимал (оставшиеся, правда, в основном безуспешными) определенные шаги, направленные на поддержку христиан, прежде всего, естественно, католиков, в СССР и фашистской Германии. Скончался Пий XI 10 февраля 1939 г.]
Конечно, я размышлял бы о них с бóльшим успехом и с лучшим пониманием, если бы видел сами церемонии. Стилизация, опять стилизация, повсюду стилизация[378] – вплоть до мельчайших подробностей. Это подлинное искусство быть значимым! Во всех смотрах и парадах я вижу всего лишь военное искусство, которое выглядело бы убедительным с этой точки зрения. И эти два вида искусства, будучи объединены, в состоянии обогатить реальными идеями тех, кто совсем не умеет мыслить самостоятельно.
[Можно предположить, что здесь имеются в виду «искусства быть значимым», или, точнее, самые разнообразные искусственные формы и артефакты, которые, с одной стороны, связаны с явлениями «мирной», повседневной, освещенной традициями или, скорее, привычкой жизни людей, с другой же – принадлежат к военной сфере (см. следующее предложение авторского текста)
и призваны служить «человеку-массы», предельно зависимому от окружающих его персонажей и внешних обстоятельств, полезной, по мнению автора, психологической, эмоциональной и даже идеологической, политической, а шире – обще- и частносоциальной «подпоркой», которую он мог бы использовать в рамках доступных для него мыслительного и деятельностного процессов. Однако, как представляется, эссеист переоценивал духовные возможности этих «разукрашенных и чопорных сестер» (см. ниже) в плане выработки у «человека-массы» самостоятельности мышления, в чем он чуть позже фактически признается сам.]
Мир и Война – разукрашенные и чопорные сестры – совместно господствуют над несостоявшимися людьми. Вот то, что я смог прочесть по фотографии папы, изображенного на ней в очках.
Cилу для противостояния всему этому современный дух может обрести только посредством культуры. Культура против культа, ибо наука
[Ален, пожалуй, упускает из виду то обстоятельство, что наука (как и религия), без всякого сомнения, представляет собой один из элементов культуры, хотя, вероятнее всего, полностью этим более общим понятием (может, чуть в меньшей степени, чем религия) не покрывается. Или же, придерживаясь широко распространенного в европейской мысли подхода к разрешению поставленного вопроса, он фактически ограничивает культуру искусством.]
в противостоянии культу не способна ни на что. Таким образом, из требника нужно выбрать то, что есть в нем хорошего, и читать, перечитывать, осмыслять, сообразуясь с прекрасной формой, а не размышлять впустую. Есть в этом методе то, что требуется от веры: не изменять, не исправлять, не сокращать, но сообразовываться с великими произведениями и, осмелюсь сказать, подражать им, ибо человеческая форма есть нечто такое, что вы не можете разрушить. Нужно мыслить внутри этого кожаного мешка,
[Сам собой «напрашивающийся» образ, который широко используется в разных культурах для метафорического обозначения внешней оболочки человеческого тела или даже самого человека
(обычно с иронией). Однако «содержательное наполнение» и художественность подачи этой метафоры во многом зависят не только и не столько от «естественных» причин (в том числе от конкретной культуры, в рамках которой она функционирует), сколько от мировоззренческой позиции употребляющего ее автора.
Еще Платон в диалоге «Пир» вложил в уста Аристофана, одного из участников самого знаменитого в истории европейской культуры симпозиума, миф об андрогинах – существах, сочетавших «в себе вид и наименование обоих полов – мужского и женского». Когда Зевс, по словам оратора, решив «положить конец их буйству» и «уменьшить силу» их, разрезал каждого пополам, Аполлон, «стянув отовсюду кожу, как стягивают мешок, к одному месту, именуемому теперь животом, затягивал получившееся посреди живота отверстие», наделяя тем самым человека пупком. Но самое главное – это то, что приведенное описание отнюдь не исчерпало характеристику вновь созданных существ: разделенным половинкам, по словам Аристофана, было свойственно «любовное влечение друг к другу», «стремление слиться и сплавиться с возлюбленным в единое существо»[379]. Иными словами, в платоновском «варианте» метафоры победили эротика и прекрасное.
А вот представитель роскошной и многоцветной восточной, точнее персидской, культуры – Омар Хайям, как ни странно, гораздо более прозаично, если не цинично, «оформил» примерно ту же метафору в одном из своих рубаи:
