Прекрасная Охотница - [16]

Ее едва не передернуло от ненависти. Но делать было нечего: что есть, то есть.

— Я внимательно слушаю вас, сударыня, — мягко произнес Поклонник. — Продолжайте, прошу вас.

— Черты лица весьма правильны.

Катерина подумала, с чем можно это сравнить.

— Пожалуй, они оставляют впечатление, что высечены резцом умелого скульптора. Голубые глаза. Они особенно выделяются благодаря немного коричневатому тону лица.

Брови Поклонника слегка приподнялись.

— Вы подлинный физиогномист, сударыня…

— В юности я изучала живопись и колористику, — ответила она, чувствуя, как самообладание понемногу возвращается к ней. — Кроме того, лицо нужного мне человека порядком обветренно. Сие есть следствие долгих путешествий в прошлом.

Она перевела дух и постаралась четче представить ненавистное ей лицо.

— Очертания рта, пожалуй, скорее тонкие. Да-да, тонкие и вполне определенные. Лицо его обыкновенно величественно-спокойное. Любит напустить на себя маску мягкости и благочинности. И время от времени украшает свою физиономию милостивой улыбкой.

— Вот как? — осведомился Поклонник. После чего слегка пожевал губами, задумчиво, точно сонный карп, размышляя. И, наконец, выдал суждение: — Должен вам сказать со всей определенностью, Катерина Андреевна. Среди моих знакомых, во всем моем окружении, близком ли, дальнем ли — человека, который подходит к вашему описанию, определенно нет.

— Нет? Вы уверены?

— Да. И все же…

Он сделал извиняющийся жест оттого, что ненароком перебил желавшую что-то сказать молодую женщину.

— Прошу меня простить великодушно…

Он прижал руку к сердцу.

— И все же, сударыня, меня почему-то не покидает ощущение, что этот портрет мне смутно знаком. Очень странно, признаться… непонятное чувство.

Катерина уже окончательно взяла себя в руки и теперь медленно перебирала пальчиками жесткие ости перьевого китайского веера. Это движение всегда привносило в ее душу спокойствие, дарило уверенность в себе.

— Ничего удивительного, сударь. С детства я запомнила одну старинную восточную притчу. Желаете ее услышать?

— Почту за честь, — поспешно ответил тот. И Катерина почувствовала, что она начинает понемногу выигрывать это невидимое сражение.

— Однажды китайский император спросил самого знаменитого художника своей империи: что труднее всего рисовать?

Художник без тени сомнения ответил: собак и лошадей, мой повелитель.

Очень удивленный, император спросил: а что же тогда легче всего можно изобразить грифелями или красками?

— Бесов, чудовищ и духи умерших, — ответил художник.

— Вы понимаете почему?

Она вновь назвала его по имени и отчеству.

— Думаю, да, — после минутного раздумья, кивнул Поклонник. — То, что видели все, как собак и лошадей, каждый и воспринимает по-своему. Портрет его всякий воспримет придирчиво, благо у него собственное мнение о предмете. Что же до чудовищ и бесов, то их мало кто видел воочию. И тут кисть живописца может позволить себе любое буйство фантазий — не с чем сравнивать.

— Браво, сударь, — кивнула Катерина. — Именно об этом и повествует та притча. Возможно, мое описание не совсем совпадает с вашим портретом этого человека, как он вам представляется, быть может.

Она глубоко вздохнула, пытаясь унять сумасшедший стук сердца.

— В таком случае меньше слов. Вот он, перед вами.

Катерина с треском раскрыла веер и вынула оттуда крохотную лаковую миниатюрку.

— Возьмите это.

Поклонник поднялся и принял портрет. С минуту или около того он безмолвно смотрел на него, после чего поднял на Катерину ледяные, недвижные глаза. Однако теперь в них появился болезненный, лихорадочный блеск воплощенного безумия.

— Это… — прошептал он. — Катерина Андреевна, сие… никак невозможно.

Он вновь строго посмотрел на миниатюру.

— Вы это… серьезно?

— Именно, — подтвердила Катерина. И почувствовала — она побеждает.

— Запомните, сударь, — твердо сказала она. — Человек, который желает быть рядом со мною, впредь не должен произносить слова «невозможно».

— Отчего же, сударыня?

Поклонник теперь глядел на нее с печалью; казалось, он искренне сочувствовал ей в эти минуты. Но Катерине было уже все равно — жребий брошен. Хотя почему — жребий? Она всегда была уверена, что так и будет. Словно это было неким знанием свыше.

Может, такою и бывает небесная справедливость?

— Потому что для меня не существует невозможных вещей, — ответила она, наконец. — Думаю, вы уже в этом убедились.

И вздохнула впервые за весь вечер — легко и свободно, как птица, обретшая крылья.

9. ВЫСТРЕЛ В ЯБЛОЧКО!

Открытие Вольного Общества губернских стрелков было решено провести с помпой, но без широкой огласки. На берегу, но вдали от мест традиционных гуляний казанской публики — набережной под Кремлем. С балаганами, каруселями и ложечниками, однако по билетам, кои выписывала губернаторская канцелярия, да выдавала не каждому — через двух на третьего, как уже выразился кто-то из местных шутников-острословов.

Специально был выписан из Астрахани отменный гармонист Иван Леонтьев, который в свое время удостоился чести играть для самого государя. И теперь его гармонь выводила рулады, далеко слышные над волжскою водой, разносясь по окрестностям и тревожа шумных чаек.