Прекрасная Охотница - [18]

В следующую минуту на набережной напротив барки воцарилось напряженное молчание. Потому что Арбенина сняла с головы шляпку с короткой лентой и вместо нее бесстрашно водрузила себе на голову румяный плод!

— Ежели кто ко мне подойдет — сам будет стоять с сим плодом от древа познания на башке! — ласково предупредила она. И звонко крикнула стрелкам на берегу: — Ну, господа охотники! Кто смелый?

Такого оборота событий не ожидал никто из собравшихся на берегу. И губернатор, и приглашенные гости, и некоторые зеваки, которым удалось пробраться на открытие клуба без благотворительного билета. Одна из дам тихо вскрикнула и стала медленно клониться к земле. Ее немедленно подхватили под руки и увели за балаганы, где по-прежнему заливалась знаменитая волжская гармонь Ивана Леонтьева. Ей вторили заливистые дудки и стучали ложечники.

— Да что же она делает-то… — плачущим голосом пробасил губернатор Скарятин. Николай Яковлевич сложил ладони рупором и громогласно закричал: — Диана… тьфу… Дарья Михайловна! Прекратите вы это, голубушка, ради всех святых! Христом Богом прошу, не шутите эдак-то!!

— Вот зараза… — зло рассмеялась стоявшая подле дородная купчиха Сметанкина.

Все стрелки, кто сумел пройти предыдущие стрельбы, как один опустили оружие.

Дубинин же, стоявший на переднем краю, вскинул ружье и принялся лихорадочно выцеливать столь необычную мишень, представшую перед губернскими охотниками. Оружие покуда еще ходило ходуном в его трясущихся руках, мушка плясала, как пьяная. А в глазах ретивого капитана играли безумные огоньки, он весь был во власти бешеного, самозабвенного азарта охотника, наконец-то увидевшего перед собою настоящую, главную добычу.

Тут даже Звягин не удержался. Он со всех ног бросился к Дубинину и в мгновение ока попытался заслонить собою водный пейзаж и застывший на его фоне точеный силуэт Прекрасной Охотницы.

— Полноте, капитан, не валяйте дурака! Да взгляните же на воду, черт вас возьми!

Дубинин скосил глаза. В парапет пристани сейчас плескала уже не шуточная волна. Это значило, что ветер, разогнавший поутру облака над Казанкой, усилился вновь. Теперь это заметили и на барке, где у самого борта по-прежнему стояла Прекрасная Охотница, подобно героине легенды о Вильгельме Телле. Палуба барки заметно покачивалась под ее стройными ножками, и чайки вились над бесстрашной молодою женщиной, оглашая залив резкими тревожными криками.

— Дубинин, не вздумай! — трубно пробасил кто-то из группы охотников, сгрудившихся у самого основания мола. Его камень уже захлестывала вода, а на небо сосредоточенно наползали серые рваные облака.

— Молчали уж бы… — прошипел капитан. Его глаза метали молнии. Все существо Дубинина, казалось, сконцентрировалось в указательном пальце, подрагивавшем на спусковом крючке дорогого английского ружья.

— Ничтожества… хамье… — неустанно повторял он, не сводя зачарованного взгляда с заветной цели. Крепкое румяное яблоко по-прежнему притягивало к себе всеобщее внимание.

— Господи, да остановите же его! Ну хоть кто-нибудь, — раздался чей-то испуганный всхлип.

Наконец и матросы на барке вышли из оцепенения. Переглянувшись, они с двух сторон решительно кинулись к отчаянной дамочке. Видя это, Дубинин издал возмущенный вопль и быстро повел дулом, отчаянно ловя на мушку ускользающую цель.

Секунда, другая — и над водою прогрохотал оглушительный выстрел!

Все собравшиеся на пристани, и охотники, и губернское начальство, и гости вперемешку с зеваками дружно ахнули. А Дубинин застыл как вкопанный, точно громом пораженный.

Яблока на прелестной головке Дианы уже не было. А сама Прекрасная Охотница, целая и невредимая, махала толпе рукой и лучезарно улыбалась.

Тут же раздались рукоплескания, крики восторга, кое-где в воздух полетели шапки. И словно по мановению некоей волшебной палочки в небе вдруг образовался крохотный просвет между туч, и оттуда на берег, набережную и людей пролился тонкий луч света. А следом за ним и вовсе проступило и выглянуло солнце.

Капитана обступили со всех сторон. Его поздравляли, обнимали, восхищенно хлопали по плечам. А Дубинин отчего-то повел себя вовсе уж странно! Раскрасневшийся и злой, он швырнул наземь ружье, высвободился из объятий друзей-офицеров и зашагал прочь мимо гранитных бортов набережной.

Пожилой ротмистр Кошкин, из гарнизонных ветеранов, бережно поднял капитанское ружье и бегло его осмотрел. После чего обвел товарищей изумленным, недоумевающим взглядом:

— Господа! Господа офицеры! Да ведь оно… заряжено. Там пуля… лопни мои глаза.

— Да и дуло чистое, — поддержал его Звягин, оказавшийся тут как тут. — Ни тебе дыма, ни пороха.

— Выходит, капитан-то и не стрелял вовсе, — нахмурился Кошкин. — Кто ж тогда? Господа, кто стрелял-то?

— Святые угодники, так вот же ж он! — перекрыл шум толпы зычный губернаторский голос. — Петр Федорович! Душка…

— Где, где? — зашептались все, ища взорами истинного стрелка. И многие обернулись на скарятинский глас.

Позади толпы, возле коляски с кучером, державшим наготове поводья, стоял Фролов. К голенищу его невысокого щегольского сапожка из мягкой кожи, прозванного в России за удобство выделки и шнурки окантовки на американский лад «мокасинами», было прислонено легкое ружье с длинным стволом.