Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом - [79]

Само выражение “залоговые аукционы” родилось в недрах “ОНЭКСИМ-банка”, одного из крупнейших коммерческих банков тех лет, выросшего на обслуживании государственных экспортно-импортных операций. А проводником идеи залоговых аукционов стал 36-летний глава “ОНЭКСИМ-банка” Владимир Потанин, единственный среди будущих олигархов выходец из высокопоставленной номенклатурной семьи: его отец был крупной шишкой в системе Внешторга, сам он учился в МГИМО, престижном советском вузе, на одном курсе с внуком Брежнева.

Приватизация в России уже вроде как состоялась, магазины и парикмахерские перешли в частные руки, промышленность была в целом акционирована за ваучеры, но самые крупные, самые лакомые куски советской экономики – нефтянка и металлургия – так и стояли нетронутыми. Даже не стояли, а висели тяжелым бременем на шее у переживавшего затяжной экономический кризис государства: были завалены долгами, не платили налоги и задерживали зарплаты работникам. “Было понятно, что это курица, которая несет золотые яйца, – объясняет экономист и бывший зампред Центробанка Сергей Алексашенко. – Только кому-то достаются золотые яйца, а государству долги по налоговой и по зарплатам” ⁸.

Реальным хозяином на этих системных предприятиях – и не только на них – было не государство, а менеджмент, те самые красные директора, которые более или менее успешно блокировали попытки государства установить контроль над крупными фабриками по всей стране. Архитектор российской приватизации Анатолий Чубайс описывает ситуацию так: “Приватизация прошла. Завод стал акционерным обществом. Только никаких прав по управлению собственностью у акционеров нет. Они есть у директора. И одна из причин: самые крупные, самые значимые предприятия не приватизированы. А у директоров ментальность советская: «Видели мы и бригадный подряд, и хозрасчет, и приватизацию»” ⁹.

И вот в марте 1995 года Потанин предложил государству сделку. Крупные бизнесмены забирают эти в перспективе золотоносные, но на данный момент проблемные активы – вместе с их проблемами и долгами. Правительство получает живые деньги и закрывает дыру в бюджете. (Всего в ходе залоговых аукционов бюджет получит за пакеты акций двенадцати компаний около 800 миллионов долларов – сумму, смешную по меркам нулевых годов, но тогда, в 1995-м, составившую почти полпроцента ВВП страны.) И одновременно сбрасывает со своего баланса системные предприятия с десятками тысяч работников – предприятия, которые государство не способно ни содержать, ни реформировать. (Работу одного только расположенного за полярным кругом “Норильского никеля”, на который как раз и положил глаз Потанин, обеспечивал целый город со 150-тысячным населением.) Государство не в состоянии совладать с менеджментом – пусть с ним договариваются будущие собственники. “Чубайс поставил условие [для участия в аукционах] – не заходить в конфликты с руководителями”, – вспоминает Леонид Невзлин, партнер Михаила Ходорковского, вместе с которым они через залоговый аукцион стали совладельцами крупнейшей в стране нефтяной компании ЮКОС ¹⁰.

Предложенная Потаниным сделка в итоге устроила все стороны: и крупных предпринимателей, и разные кланы в правительстве, и менеджеров приватизируемых компаний. Она не устраивала оппозиционно настроенный к Ельцину парламент, заблокировавший приватизацию нефтянки, но это никого не волновало, да и обойти этот запрет было легко. Собственно, смысл залогового аукциона как раз и заключался в обходе этого запрета: на аукционе разыгрывалась возможность дать государству кредит, а в залог за него получить акции, и, если кредит не будет возвращен в срок – в следующем, 1996 году, – залог переходил в собственность кредитора. Кредит был фиктивным – возвращать его государство не собиралось: правительство и не думало закладывать эти деньги в бюджет 1996 года. Фиктивными – не формально, но по сути – были и аукционы: кто на что претендует и кому что достанется, их участники знали заранее. Победитель определялся, можно сказать, обоснованностью его претензии на актив. Иностранцы от аукционов были отсечены, но они и не проявляли интереса, опасаясь политических рисков. “Залоговые аукционы были во всех смыслах противоположны всему, за что боролись реформаторы”, – пишет в своей книге “Олигархи” журналист The Washington Post Дэвид Хоффман ¹¹. Потом, много лет спустя, сомнительный характер залоговых аукционов государство использует и как пропагандистский жупел, и как предлог для наступления на права и интересы конкретных бизнесов и экономической свободы в целом. Но Чубайс и сейчас уверен, что игра стоила свеч: залоговые аукционы поставили точку в борьбе за переход к частной собственности в России, ее владельцы наконец стали ее истинными хозяевами. “Понятно, что способ был нечестный, – говорит Чубайс, – но для тысяч директоров компаний по всей стране тот факт, что директор «Норильского никеля» согласился на акционирование, имел тектоническое значение. Для нас это был долгожданный и реальный результат работы – закончить четырехлетнюю драку и в действительности создать в России частную собственность”