Предмет философии - [35]
говорит о конкретном предмете, поэтому возникает противоречие между понятием
как неким обобщением и конкретным предметом, который выражает это понятие.
Вообще говоря, сказать фразу, что «Сократ — человек», уже нельзя, потому что
фраза «Сократ — человек» состоит из двух фраз: «Сократ — это Сократ» и
«Сократ — человек». Фраза «Сократ есть Сократ» тавтологична и поэтому истинна,
42
а «Сократ — человек» противоречива, ибо в ней отождествляются общее понятие
«человек» с Сократом как индивидуальным субъектом. Каждому конкретному
предмету может соответствовать только конкретное понятие. Общего понятия не
существует. И если мы хотим сказать, что «Сократ — человек», то мы можем
сказать лишь только, что «Сократ — это Сократ», а «человек — это человек».
Соединить единичное и общее, по мнению Антисфена, невозможно.
Однако есть одна область, где такого рода познание оказывается
возможным — это область внутреннего мира человека. Человек знает, что он сам
лично существует, может познавать себя и определять, что ему хорошо, а что —
плохо. Нельзя сказать объективно, что есть добро, что есть зло само по себе,
исходя из тезиса о несоответствии общего понятия и частного предмета, однако в
себе самом можно найти некоторые ощущения и узнать, что к одним своим
состояниям следует стремиться, а других надо избегать. Поэтому благо существует
для человека только как его личное благо, как некоторая единичная вещь. Благо
всего человечества — это фикция, его не существует. Реально существует лишь
благо единичной личности. Поэтому задача философии — помочь каждому
человеку познать самого себя. А познание самого себя сводится к познанию своего
собственного блага.
Для этого необходимо проанализировать понятия, которые человек находит в
себе, и определить, относятся они непосредственно к индивиду или являются
общими понятиями. Если, скажем, я нахожу в себе понятие «здоровье» и знаю, что
это понятие относится также и к другим людям («здоровье – общее благо»), то я
делаю вывод, что это общее понятие и потому оно ложно. Если нахожу в себе
понятие морали и нахожу его и у других людей, то тоже делаю вывод, что это
понятие ложное. Если нахожу в себе понятие «удовольствие» и знаю, что это лично
мое удовольствие, то, следовательно, это понятие истинное и его можно оставить.
Так же анализируются и любые другие понятия — богатства, почестей и т.д.
Киник приходит к выводу, что для обретения счастья необходимо отказаться
от всех общих понятий, от общепринятых норм жизни и стремиться лишь к тому,
чтобы следовать тем понятиям, которые соответствуют конкретному индивиду.
Такой образ жизни мы видим у Диогена Синопского (Диоген Лаэртский подробно
описывает образ его жизни). Это личность неординарная. Многие его поступки и
высказывания внешне напоминают поступки и высказывания Сократа. Но, конечно
же, это не Сократ, это — киник (точнее сказать — циник), который вел образ
жизни, далеко не похожий на образ жизни Сократа. Понятия здоровья, богатства,
приличия, т.е. понятия общие для Диогена не существовали, и поэтому Диоген жил
в соответствии только со своими представлениями о счастье. Например, когда
Диогену строили дом и строители не выдержали намеченные сроки, Диоген сказал,
что он может обойтись и без дома и поселился в бочке. Афиняне этот его вызов
приняли, и когда какой-то мальчишка разбил его глиняную бочку, афиняне
приволокли для Диогена другую. Описывается и другой случай: когда Диоген
увидел мальчика, пьющего воду из ладони, он сказал, что мальчик обошел его в
простоте жизни, и выбросил свою глиняную чашку (Д.Л. VI, 37).
Диоген ходил днем с факелом по городу, ища людей. На вопрос «Много ли в
бане людей?» — ответил: «Никого нет», а когда спросили: «Полна ли баня
народу?» - ответил: «Полна». Когда его увели в плен и он попал на продажу, на
вопрос, что он умеет делать, Диоген ответил: «Властвовать людьми», — и
попросил глашатая объявить, не хочет ли кто-нибудь купить себе хозяина? Когда
работорговцы возмутились, он сказал: «Если вы приобретаете себе повара или
лекаря, вы ведь его слушаетесь, поэтому так же должны слушаться и философа».
Известны также ответы Диогена на аргумент Зенона о несуществовании движения
(Диоген просто встал и стал ходить) и на платоновское определение человека как
двуного животного без перьев (на следующий день Диоген принес общипанного
петуха и сказал: «Вот вам платоновский человек»). Это, скорее всего, легенда, так
как у Платона этого определения нет (зная Платона, мы понимаем, что он и не мог
дать такого определения, ибо оно отмечает не существенные свойства человека, а
его случайные свойства), хотя эта же легенда дополняет, что Платон потом добавил
43
к своему определению: «И с широкими ногтями». Диоген говорил также, что ни в
чем не нуждаются только боги. Поэтому, если человек хочет походить на богов, он
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.
Исследуется проблема сложности в контексте разработки принципов моделирования динамических систем. Применяется авторский метод двойной рефлексии. Дается современная характеристика вероятностных и статистических систем. Определяются общеметодологические основания неодетерминизма. Раскрывается его связь с решением задач общей теории систем. Эксплицируется историко-научный контекст разработки проблемы сложности.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.