Предатели - [7]

Она проходит мимо и нарочно громко охает, как будто в самом деле «случайно» стряхнула пепел прямо на подол моего свадебного платья. Пожимает плечами, корча извинения, и ныряет в зал, оставив после себя вонь ментолового дыма и дурного воспитания.

Помню, как однажды, пару недель назад, когда мы со Светой после примерки платья зашли посидеть в кафе, сестра вдруг начала рассказывать о том, что у Островского очень дурно воспитана дочь, и что она скорее придушит ее собственными руками, чем прогнется под «капризы мелкой засранки». Тогда эти ее слова показались мне довольно жестокими. Всем нужна семья и любящие родители — нам ли, двум сиротам при живых отце и матери, этого не знать? Даже попыталась вступиться за Лизу, хоть не знала о ней ничего, кроме имени. А Света посмотрела на меня, как на полоумную, и предложила избавляться от травоядного взгляда на мир, пока его хищники не пустили мне кровь.

Только теперь я начинаю понимать, о чем она тогда говорила.

Выждав еще пару минут, возвращаюсь в зал.

Островский уже ищет меня взглядом и когда усаживаюсь на свое место, наклоняется, чтобы сказать на ухо:

— Будь добра, больше не делай так, чтобы я искал тебя — и не мог найти.

— Я просто вышла подышать воздухом, Марат, — инстинктивно пытаюсь защититься, в ответ на что он находит под столом мое колено и медленно, словно тиски, сжимает его до моего едва сдерживаемого вскрика.

— Будь всегда на виду, Анфиса. Это понятно? Я хочу всегда знать, где ты, с кем и чем занимаешься. В любое время, когда мне захочется. Если я звоню посреди ночи — ты берешь трубку. Если я звоню, когда ты в душе — ты берешь трубку. Если я хочу, чтобы ты бросила все и приехала в ту точку, куда я скажу — ты собираешь вещи и выезжаешь. Или вылетаешь.

Синий взгляд мгновение фиксируется на моем лице.

Пальцы снова начинают выкручивать колено.

Быстро киваю.

Островский выжидает пару секунд и, наконец, убирает руку. Потом как ни в чем не бывало, поднимает бокал, встречая очередной тост за счастье новобрачных.

Его вторая жена — мать Лизы — изменила ему с его младшим братом.

Это слухи, которые я узнала от Светы, и даже когда мы были в своей комнате за закрытой дверью, сестра говорила об этом шепотом, как будто опасалась даже стен. Сказала, что подслушала это случайно, но не стала уточнять, от кого. А потом добавила, совсем еле слышно: «Его брат погиб — попал под колеса пьяному водителю грузовика». И посмотрела многозначительно, как будто эти два факта — измена и авария — могли быть как-то связаны между собой.

Я запрещаю себе даже думать обо всем этом.

Мой муж сидит слишком близко.

И он очень похож на человека, который, если захочет, может проломить череп кому угодно ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство содержимым его мыслей.

Глава 6: Анфиса

Я никогда не представляла какой будет моя свадьба.

Сколько себя помню, в жоме разговоры велись только о возможном замужестве старшей сестры, а я всегда была где-то на периферии, как человек, который послужит семье «другим образом»: нянькой детей Светы, сиделкой престарелым родителям или что-то в таком же духе.

Может из-за этого мне все равно, что свадьба, которой у меня не должно было быть, проходит сквозь меня транзитом.

Заканчиваются поздравления и подарки.

Заканчивается день.

Нас с женихом провожают до машины: мы уезжаем первыми, а у гостей продолжится веселье до последнего ушедшего.

По дороге до дома Островский молчит: смотрит не в телефон, а куда-то перед собой, развязывая узел галстука и медленно, словно многофункциональный аксессуар, наматывая его на руку.

Я вспоминаю хватку этих пальцев и потихоньку отодвигаюсь на максимально возможное расстояние.

Муж это замечает.

— Боишься меня?

Интересно, какой ответ он желает услышать после того, как чуть не сломал мне ногу?

Вряд ли правдивый.

— Мне… нужно немного времени, чтобы привыкнуть к вам. Я не привыкла находиться наедине с мужчиной, которого едва знаю.

Удивительно, но он даже одобрительно качает головой. Правда, в его словах совсем иный смысл:

— Это хорошо, что ты не привыкла к мужчинам. Надеюсь, — бросает взгляд на роскошные золотые с бриллиантами часы, — тридцати минут тебе хватит, чтобы узнать меня поближе.

— Тридцати минут? — не понимаю я.

— Пока доедем до дома. Супружеский долг? — Уже откровенно издевается. — Тебе это о чем-то говорит?

Мне снова не удается унять дрожь.

От одной мысли о том, что этот огромный мужчина будет прикасаться ко мне своими огромными, покрытыми тонкими темными волосками руками, становится дурно до тошноты. Хочется покрыть кожу защитным слоем бетона, надежно зацементировать себя от всего, что может причинить вред, но больше всего — от Островского.

— Хвати трястись, дура, — снова злится Марат.

Мой взгляд автоматически находит его руки — не тянутся ли ко мне?

Нет, вместо этого он занят запонками. Справившись с одной, вторую руку тычет мне, и я очень медленно, но все-таки достаю ее из петли.

Протягиваю на раскрытой ладони.

Марат поглядывает так, словно даю ему навозного червя, а не его собственное украшение, стоимостью больше, чем вся моя жизнь.

Я даже не успеваю предугадать, что он собирается сделать, когда Островский вдруг резко хватает меня за лицо, сдавливает щеки и нависает надо мной злой и беспощадной тенью.