Преданный дар - [2]

Шрифт
Интервал

И вытерт клинок золотой парчой,
И сладко, в ставке смежая очи,
Вкусивши победы и страсти яд,
Упорно чуять во мраке ночи
Испуганных пленников робкий взгляд…
[1919-1920] Константинополь – София

РИМ

Ты целый мир замкнул в себе одном,
Как некое всевидящее око;
Ты сплел века в неслыханном барокко –
И ждешь теперь с увенчанным челом.
А жизнь идет, идет неверным сном;
Но не смутят библейского пророка
Ни гул гудков немолчного потока,
Ни пенье стали в небе голубом.
Проходит день — и вот уже над Римом
Дохнула ночь дыханием незримым,
И в золоте погас собор Петра –
И новый Рим зовет к своим затеям,
И лупанары полны до утра,
И лунный серп грустит над Колизеем.
[1921] Рим

БРИТАНСКИЕ АЭРОПЛАНЫ

В высоте могучим хором,
Словно струны, звоны птиц:
В синем небе над Босфором
Сталь моторов, искры спиц.
Вольной стаей, лётом стройным,
Распластался легкий строй:
В небе ясном и спокойном
Треугольник золотой.
Блеском волн, победой пьяны;
Ввысь несется звонкий гул;
– А внизу, уйдя в туманы,
Веря в древние арканы,
Ждет таинственный Стамбул…
[1919-1920] Константинополь

«Не строя планов, спокойно-мудрый…»

Не строя планов, спокойно-мудрый,
Отдайся жизни, живи и жди:
Смеется Мальчик Золотокудрый,
Тебя зовущий впереди.
Ты видишь: небо лазури ясной
Ласкает дымкой уклоны гор,
И веет ветра полет бесстрастный,
Могуче нежен, свеж и скор.
Предел ли видишь в дали безбрежной,
В дали искристой морских валов?
Иль горьки брызги волны мятежной
Упругой груди парусов?
Под ярким солнцем душою мудрой
Отдайся жизни, живи и жди;
Смеется Мальчик Золотокудрый,
Тебя зовущий впереди.
Ноябрь 1920 Кади-Кэй

«Я отплывал в холодные туманы…»

Я отплывал в холодные туманы
Под голоса испуганных сирен
Отыскивать, за гранью белых пен,
Далекие, лазоревые страны.
Передо мной лежали океаны.
И тягостным казался долгий плен,
И прыгал компас, и тревожил крен,
И налетали буйно ураганы.
И наконец, в сиянии заката,
Вставали гребни небывалых скал,
И шумный порт нас весело встречал,
Сады, дворцы и храмы из агата.
И мнилось нам – исполнилась мечта!
Но каждый раз земля была не та…
[1928] Мюнхен

«Когда удлиняются тени…»

Когда удлиняются тени,
И гаснет багровый закат,
И парки с кустами сирени
Тревожней и строже молчат,
И ночь шелестит покрывалом,
И вечер, таинственный друг,
Скользит по асфальтам усталым
В огнях электрических дуг –
В толпе беспокойной и пестрой,
Прорезанной лентами фар,
Ты чуешь ли смутный и острый
Призыв обольстительных чар?
Как шпаги, встречаются взгляды;
Заманчив нежданный удел;
Пьянят тебя легкие яды
Продажных и ласковых тел,
И ты узнаешь понемногу
Сквозь бездну забытых веков
И древнюю эту тревогу,
И огненный край облаков.
[1922] Берлин

«Под грохот безумный ночных барабанов…»

Посв. Ю. Петрову

Под грохот безумный ночных барабанов
Мне стран полуденных жаль,
Где над редкими рощами старых платанов
Несется вольный мистраль.
Вместо визгов, и воплей, и стонов столицы,
И пляски наглых блудниц –
Там трепещут, как крылья испуганной птицы,
Огни далеких зарниц.
Там сухая земля истомилась от жара,
Там вечно дремлет гроза,
Там сквозь ветки олив на тебя устремятся так яро
Дикого фавна глаза!
[1924-1925] Париж, Theatre des Ambassadeures

ЛЮБОВЬ

ГИМН АФРОДИТЕ

Я служу тебе, вечная дочь
Рокового и буйного моря,
Со всевластной судьбою не споря,
Не стремясь ее чар превозмочь.
Опустив золотые ресницы
На огонь затаенный очей,
Ты даришь наслажденья ночей,
Зажигаешь на небе зарницы.
Холодна и строга, как мертвец,
Вся закутавшись в сумрачных платьях,
Ты влюбленных ломаешь в объятьях,
Раздуваешь пожары сердец.
Никогда не знававшая муки,
Ты жестока, безумная мать,
И оков роковых не сорвать,
Не разнять онемевшие руки!
И впивая блуждающий взор
И с устами сливаясь устами,
Неизменно мы чуем над нами
Величавой насмешки укор.
[1914]

«Вечерний луч поля озолотил…»

Вечерний луч поля озолотил,
Осенний лист тревожен под ногою.
Бреду опять, не ведая покою,
Пою опять – и голос мой уныл.
Зачем, зачем умчалось быстро лето,
И вместе с ним умчался сладкий сон?
Пускай в выси лазурен небосклон:
В реке вода уж солнцем не согрета.
Лишь ты таишь, о сердце, тот же зной,
Как в жаркий день, у этих струй ленивых,
Когда молчит листва на сонных ивах,
Когда река под зыбью золотой.
Как будто вновь я вижу волос черный
И прядь на лоб спустившихся кудрей –
И сердце вновь сжимается тесней:
О, не сердись тоске моей упорной.
Как может быть мой голос не уныл
Среди полей, еще живых тобою?
Осенний лист тревожен под ногою,
Вечерний луч поля озолотил.
1914

«Зачем опять, покой тревожа…»

Зачем опять, покой тревожа
Своей несбыточной мечтой,
Мне голос прежний шепчет то же,
Что он шептал во тьме ночной?
Зачем опять навстречу тени
Слетает с уст бесцельный стих
Среди тревоги и волнений
И жалких радостей моих?
Пускай надежды безнадежны,
Пускай опять растают сны –
Мои мечты сегодня нежны,
Как ветер ласковый весны.
Я знаю, знаю: минут сроки,
Погаснет теплая заря,
Замерзнут вешние потоки
В коварной стуже Января, –
Но сладко мне, любовь тревожа,
Безумной тешиться мечтой —
И голос прежний шепчет то же,
Что он шептал во тьме ночной!
[22 января] 1914 [Москва]

«Какой резец запечатлеть твой лик…»

Какой резец запечатлеть твой лик
В наследие грядущему достоин?
Твой облик юн, и непонятно строен,
И красотой спокойною велик.
К боям давно, как воин, я привык;

Рекомендуем почитать
Молчаливый полет

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".