Предания Северного замка - [10]

— Где Пламя Льда? — Тормунд ярл едва мог говорить, язык плохо его слушался. — Где он?

— Он здесь! — Альвин торопливо метнулась к башне, схватила меч, и клинок с готовностью мигнул пламенем, почувствовав ее руку. — Вот он!

— Слава богам! — Тормунд ярл сомкнул пальцы на рукояти и расслабленно привалился к глыбе, которая чуть было не стала для него и убийцей, и надгробным камнем. — Ведь предсказано, что если мы потеряем его, то Северный замок погибнет… Я выпустил его… Но мне показалось, что он напал на великана сам по себе! Его никто не держал, он сам бросился вперед. Я видел!

— Да… может быть… — пробормотала Альвин.

Она не знала, стоит ли говорить, что сама взяла Пламя Льда. Может быть, ей, как женщине, и не следовало этого делать? Но клинок признал ее и не отказался сражаться в ее руках — ведь и в ней течет кровь Северных ярлов.

Тем временем защитники замка опомнились. Великанское воинство, сраженное пламенем Тора, лежало под стеной огромной грудой битого льда. Она занимала всю прибрежную полосу и вываливалась далеко за береговую черту. В огромной полынье плавали бесформенные глыбы, ни одна из них не шевелилась сама по себе. Снизу прибежали женщины, помогали подняться тем, кто не мог сам, уводили вниз к огню, к горячей еде и питью. Близилось утро.

— У древнего короля Хагмунда по прозвищу Стальной Клык было двое детей: сын Альвгейр и дочь Альвхильд. Они были близнецами и очень любили друг друга. Однажды в битве Альвгейр погиб. Но дух его часто приходил к его сестре и беседовал с ней, а никто другой не мог его слышать. Тогда король Хагмунд стал брать свою дочь с собой во все походы и через нее советовался с сыном. Король Хагмунд посвятил Альвхильд Одину, и она стала с тех пор валькирией. В каждой битве она помогала ему, и он одерживал победы над всеми врагами.

Но однажды Альвхильд увидела Хельги, когда он один сидел на вершине зеленого кургана, и полюбила его. Он был сыном короля Ингви. Она соткала для него боевой стяг, который приносил победу или смерть всякому, кто им владел. И так вышло, что Хельги поссорился с Хагмундом. Альвхильд молила Одина не посылать ее в битву, потому что она должна была принести в этой битве смерть или отцу, или возлюбленному. Она молила Хельги отказаться от этой битвы, но он не мог отступить…

Бергер ярл замолчал, глядя в море на юге, как будто окончание старинной саги таилось где-то там.

— И что же? — Альвин не выдержала молчания. — Что же вышло?

— Она… разорвала надвое стяг, который должен был принести победу или смерть… — снова заговорил Бергер ярл, глядя куда-то вдаль. На его лице еще отливал легкой желтизной след огромного синяка, от лба до скулы, полученный им в ту ночь, когда на замок шли ледяные великаны. — И отдала одну половину Хельги, а другую — Хагмунду. Но и ей самой нужно было встать на чью-то сторону, а она не могла выбрать.

— Но что же она выбрала?

— А этого никто не знает. И Хагмунд, и Хельги, и Альвхильд после этой битвы были найдены мертвыми, и только сам Один знает, на чьей же стороне она сражалась.

— Ну, вот! — разочарованно сказала Альвин. — Опять неизвестно, чем кончилось.

— А ничего на этом не кончилось, — возразила Тора. — Альвхильд и Хельги родились снова. Одину не понравился тот выбор, который она сделала, и он заставил ее прожить жизнь с начала.

— И ты знаешь, что она выбрала во второй раз? — Альвин обернулась.

Тора держала на руках своего названного братика, сына Гудрун. Он рос, как все обычные младенцы, и сейчас ему было всего семь месяцев. Зато девочка-найденыш за один месяц вырастала так, как обычные дети за шесть лет. В феврале она уже стала подростком — нескладным, с длинными и тонкими руками и ногами, но в ее точеном личике с большими голубыми глазами уже тогда проглядывала такая мягкая прелесть, что женщины говорили о ней, что «красавица будет». С февраля она уже служила нянькой своему названному братцу, охотно помогала во всех домашних работах, и была она такая ловкая и прилежная, что Фрида не могла нахвалиться. В конце марта она была по виду уже восемнадцатилетней девушкой, и все мужчины смотрели на нее со вполне понятным интересом.

Но Тора славилась не только быстрым ростом и красотой. Откуда-то она знала много разных вещей, которым служанки на кухне никак не могли ее научить.

— Она еще не выбрала, — продолжала Тора. — Она даже не знает, что ей придется выбирать. Она не знает даже того, что она — Альвхильд и живет второй раз, что Один дал ей новую жизнь, чтобы исправить ошибки прежней. Но и она, и Хельги, ее возлюбленный, опять где-то здесь, на земле.

— Не хотела бы я оказаться на ее месте! — Альвин повела плечами.

— Может, это окажешься ты, а может, и нет! — сказала Тора. — Смотрите, как лед потрескался.

— Скоро ледоход, — заметила Альвин.

Настал апрель, день с каждым разом становился все длиннее и теплее. Овцы на пастбищах ягнились, и пастухи удивлялись: чуть ли не каждая приносила тройню, причем молока бывало так много, что удавалось выкормить всех.

— Это удачный год! — говорили на острове. — Ведь еще на Середине Зимы, когда Тормунд ярл приносил жертвы, предзнаменования были самые хорошие!