Предания нашей улицы - [69]

52

Сразу после свадьбы Рифаа решительно приступил к осуществлению своих планов. Он почти перестал бывать в мастерской, и, если бы не любовь и доброта отца, ему не на что было бы жить. Каждому встреченному на улице жителя квартала Габаль Рифаа приказывал довериться ему и согласиться, чтобы он освободил его от ифрита, обещая, что тогда он узнает настоящее счастье. Члены рода Габаль шептались между собой, что Рифаа, сын Шафеи, тронулся умом и ведет себя как настоящий сумасшедший. Некоторые вспоминали, что он и раньше отличался странностями. Другие объясняли его состояние женитьбой на такой женщине, как Ясмина. Разговоры эти велись всюду: в кофейнях, в домах, на улице, возле ручных тележек, в курильнях. А как была удивлена Умм Бахатырха, когда, склонившись к ее уху, Рифаа со своей обычной мягкостью предложил ей:

— Позволь мне освободить тебя от ифрита.

— Откуда ты взял, что мой ифрит злой? Так-то ты думаешь о женщине, которая полюбила тебя как сына?!

Рифаа серьезно ответил:

— Я предлагаю свои услуги только тем, кого люблю и уважаю. Ты очень добрая и славная, однако ты не свободна от алчности, которая заставляет тебя торговаться с больными. Если же ты освободишься от ифрита, то будешь делать добро бесплатно.

Умм Бахатырха долго смеялась, а успокоившись, сказала:

— Ты хочешь пустить меня по миру? Да простит тебя Аллах, Рифаа!

Эту историю с Умм Бахатырхой люди передавали из уст в уста, и при этом все смеялись над Рифаа. Даже его отец невесело усмехался. А Рифаа и ему сказал:

— Ты тоже нуждаешься во мне, отец. И будет правильно, если я начну с тебя.

Шафеи покачал скорбно головой, перебирая в руках гвозди, потом со вздохом произнес:

— О Господи, пошли мне терпения.

Рифаа пытался уговорить отца, но тот досадливо спросил:

— Тебе не достаточно, что мы стали по твоей милости притчей во языцех всего квартала?

Рифаа понуро отошел в угол мастерской, а Шафеи недоверчиво спросил:

— Это правда, что и своей жене ты предлагал то же, что и мне?

— К сожалению, она, как и ты, не хочет быть счастливой.

Придя в курильню Шалдама, которая находилась в лачуге, позади кофейни, Рифаа застал там самого Шалдама, Хигази, Бархума, Фархата, Ханнуру и Зейтуну, которые сидели вокруг жаровни. Они уставились на него с любопытством, а Шалдам сказал:

— Здравствуй, сын Шафеи! Интересно знать, убедила ли тебя женитьба в пользе курения?

Рифаа поставил на столик блюдо кунафы и сказал, усаживаясь:

— Я принес вам это в подарок! Шалдам, набивавший трубку, сказал:

— Благодарим за честь.

А Бархум насмешливо добавил:

— А теперь он предложит нам устроить зар, чтобы изгнать из нас ифритов!

Зейтуна, злобно глядя на Рифаа, воскликнул своим гнусавым голосом:

— Ифрита твоей жены зовут Бейюми, избавь ее от него, если можешь.

Мужчины растерялись от этих жестоких слов, на лицах их было написано смущение. Указывая на свой сломанный нос, Зейтуна сказал, оправдываясь:

— Из-за него мне разбили нос!

Сам Рифаа, казалось, не рассердился. Фархат, с сожалением глядя на него, стал его укорять.

— Твой отец — хороший человек и искусный плотник, а ты своим поведением навлекаешь на него неприятности, делаешь всеобщим посмешищем. Не успел он еще опомниться от твоей женитьбы, а ты уже бросил работу в мастерской и принялся освобождать людей от ифритов! Да излечит Аллах тебя самого!

— Я не болен, я просто желаю всем вам счастья. Зейтуна глубоко затянулся, сурово глядя на Рифаа, затем, выпустив густую струю дыма, спросил:

— А кто тебе сказал, что мы несчастны?

— Наш дед хотел для нас совсем другого.

— Оставь деда в покое, откуда ты взял, что он еще помнит о нас?

Зейтуна смотрел на Рифаа злобным взглядом, но Хигази толкнул его в бок и остерегающе сказал:

— Уважай компанию и не заводи ссору!

Желая переменить тему разговора, Хигази сделал знак своим друзьям, и они запели: «Лодка любимой плывет по воде, распустив паруса…»

Когда Рифаа уходил, некоторые провожали его сочувственными взглядами. Домой он вернулся грустным. Ясмина встретила его со спокойной улыбкой на лице. Первое время она тоже упрекала его за поведение, превратившее и его, и ее в посмешище всего квартала, но, поняв, что упреки ни к чему не ведут, смирилась и не только терпеливо выносила эту странную жизнь, но и относилась к Рифаа с нежностью и заботой.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Ханфас, футувва рода Габаль. Он даже не подумал извиниться за неожиданный приход. Рифаа встал, приветствуя его, но Ханфас положил ему на плечо свою тяжелую руку, похожую на собачью лапу, и безо всяких предисловий сказал:

— Что ты говорил об имении в курильне Шалдама?

Ясмина страшно перепугалась, но Рифаа остался спокоен, хотя и был похож в этот момент на маленькую птичку в когтях орла.

— Я сказал, что наш дед хочет счастья для всех нас. Ханфас с силой тряхнул его.

— А откуда ты это знаешь?

— Это следует из тех слов, которые он сказал Габалю. Рука Ханфаса до боли сжала плечо Рифаа.

— Он говорил Габалю об имении!

— Меня не заботит имение, — терпя боль, сказал Рифаа. — Счастье, которого я пока ни для кого не добился, не имеет отношения ни к имению, ни к вину, ни к гашишу. Об этом я и говорил повсюду в квартале Габаль. И все слышали мои слова.