Пребудь со мной - [81]

Шрифт
Интервал

— Вот я и есть горничная, — сказала Элисон. — А в доме у меня полным-полно грязи и беспорядка.

— А я уверена, это неправда. — Но Ронда знала, что это правда. — А как Фред? Жалуется?

— Да нет. Но он так это мило замечает: «Давай-ка посмотрим, нельзя ли устроить небольшую приборку в доме и держать его в порядке?» Это он так меня критикует. Только никакие тут «приборки» все равно не помогают. Вся мебель исцарапана, выщерблена…

— Вот тебе способ. Возьми немного растворимого кофе и чуть-чуть воды, размешай, чтобы паста получилась, и втирай в поцарапанные места. Это действует, могу поклясться. А ты сразу застилаешь постели по утрам? Помнишь, что Джейн всегда говорит? Просто застели постели.

Элисон в темноте кухонного чулана негромко фыркнула от отвращения:

— Мне хотелось бы, чтобы они сами застилали свои постели.

— Мальчишки никогда этого не делают, — возразила Ронда, у которой был один сын и одна дочь. — Мальчишки — свиньи, Элисон. Может, и есть надежда на следующее поколение, да только теперешние мальчишки — свиньи.

Элисон прислонилась к двери чулана.

— У Джейн это полы, — сказала она.

— Ты права, — согласилась Ронда. — Джейн приводит в порядок полы каждый день и от этого чувствует себя лучше.

— А что ты все-таки собираешься делать с клюквой?

— Понятия не имею. Помнишь того ученого, который заявил, что надо съедать пятнадцать тысяч фунтов зараженных ягод в день в течение многих лет, чтобы получить рак щитовидной железы?

— Неужели? Пятнадцать тысяч фунтов ягод в день? Тогда зачем же нам беспокоиться?

— Да затем, что этот ученый работал на химическую компанию, производящую химикаты. Гербициды. Аминотриозол. Что-то такое.

— Обожемой! — сказала Элисон. — Никому верить нельзя! Наш мир стал до предела безнравственным. Пытаешься вести простую, добропорядочную жизнь, а что получается? Тебя, с одной стороны, отравляют химикалиями всякие химические компании, а с другой — тиранит дочь священника. Ронда, знаешь, я думаю бросить мои занятия в воскресной школе после Рождества.

— Слушай, я собираюсь сказать тебе кое-что. Конфиденциально.

Когда она повесила трубку, Элисон открыла дверь чулана и зашептала:

— Фред, Фред, иди сюда!

Фред с сыновьями смотрел телевизор. По зову жены он поднялся и зашел к ней в чулан.

Через некоторое время старший из сыновей постучал в дверь чулана:

— Эй, вы чем там вдвоем занимаетесь?

— Оставь нас в покое! — крикнул ему Фред из-за закрытой двери.

— А как же! — откликнулся мальчишка. — Еще бы! Ну, меня от вас обоих просто тошнит!


И так новость о том, что Тайлер, вероятно, спутался со своей экономкой, обошла весь город. Это была самая потрясающая и самая драматическая новость с тех самых пор, как умерла Лорэн, — возможно, даже по-своему более драматическая, потому что она не была вполне четкой и определенной. Некоторые просто отмахивались от этого слушка, заявляя, что девочка могла быть «не права» и что это просто глупость, какую невозможно себе представить. Другие не были вполне уверены. В любом случае это давало горожанам повод и возможность, не испытывая угрызений совести, осуждать священника, который в последнее время все больше их разочаровывал. Поведение Тайлера обсуждалось повсюду с таким энтузиазмом, что даже слова, сказанные им Элисон Чейз, будто ее запеченные в тесте яблоки восхитительны, тогда как на самом деле он яблок не любит, бросили тень на его человеческие качества в целом. Дорис Остин рассказывала горожанам, что священник обещал ей новый орган — или почти обещал, — а потом пошел на попятную. Фред Чейз говорил, что никогда не слышал, чтобы конгрегационалистский священник цитировал католических святых так, как это делает Тайлер. Огги и Сильвия Дин задавались вопросом о том, кто же такая та молодая женщина, что появлялась несколько раз на задней скамье в храме, и правда ли, что она продает косметику в Холлиуэлле? И разве его не видели катающимся с ней на коньках? Что же тогда? Это не похоже на действия человека, сделавшего предложение своей экономке, замужней женщине много старше его, да еще к тому же разыскиваемой полицией — ни много ни мало за кражу! Но такие вещи случаются. Вы же постоянно слышите об отчаявшихся мужчинах, которые не в силах выдержать и двух минут без женщины, живущей с ними под одной крышей. Он ведь был всегда очень замкнут, если припоминаете. А дыма без огня не бывает.

Берта Бэбкок, учительница английского языка, вышедшая на пенсию, была так расстроена этими слухами, что велела мужу убрать подальше костюмы первых поселенцев: она чувствовала себя не в настроении рассказывать в окрестных школах об истории первых жителей штата Мэн. Не хотелось ей и устраивать у себя в доме заседания Исторического общества, поскольку Берта понимала, что оно превратится в вечер сплетен. Она сидела на своей туго обтянутой козетке, а ее карликовый мопсик Майлз, стоя перед ней на крохотных лапках, дрожал от нестерпимой нужды и полаивал крохотной пастью, глядя на хозяйку выпученными глазками. А Берта все сидела и вспоминала о том, как Тайлер много лет назад согласился с ней, что стихотворение Вордсворта «Нарциссы»

Как тучи одинокой тень,

Еще от автора Элизабет Страут
И снова Оливия

Колючая, резкая, стойкая к переменам, безжалостно честная и чуткая, Оливия Киттеридж — воплощение жизненной силы. Новый сборник рассказов про Оливию пулитцеровского лауреата Элизабет Страут (премия получена за «Оливию Киттеридж») — это настоящая энциклопедия чувств, радостей и бед современного человека. Оливия пытается понять не только себя, свои поступки, свои чувства, но и все, что происходит вокруг нее, жизнь людей, что попадаются ей на пути. Это и девочка-подросток, переживающая потерю отца и осознающая свою сексуальность, и молодая женщина, которая собралась рожать в разгар праздника, и немолодой мужчина, что не разговаривал с женой целых тридцать лет и вдруг узнал невероятное о своей дочери, а то и собственный сын, который не понимает ее.


Оливия Киттеридж

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров но обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а предлагающаяся вашему вниманию «Оливия Киттеридж» была награждена Пулицеровской премией, а также испанской премией Llibreter и итальянской премией Bancarella.


Эми и Исабель

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, Стейнбеком и Рэем Брэдбери, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «O: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров по обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а уже известный российскому читателю роман «Оливия Киттеридж» был награжден Пулитцеровской премией. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили ее книгам заслуженный успех, начиная сразу с дебютного романа «Эми и Исабель», который заслужил сравнения с «Лолитой» Набокова и был экранизирован телестудией Опры Уинфри.


Меня зовут Люси Бартон

Люси просыпается в больничной палате и обнаруживает рядом собственную мать. Мать, которую она не видела много лет, которая никогда не была с ней нежна в детстве, которая не могла ее защитить, утешить, сделать ее жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной.Люси хочется начать все с чистого листа. Быть просто Люси Бартон – забыть, как родители били ее и запирали в старом грузовике, забыть, как ее, вечно грязную и оборванную девочку, унижали и дразнили в школе.Но в то же время взрослой Люси – замужней женщине, матери двух дочерей, автору нескольких опубликованных рассказов – так не хватает материнского тепла.И мать ее тоже одинока, и ей тоже, наверное, не хватает душевной близости.


Братья Берджесс

После смерти отца Джим и Боб Берджессы вынуждены покинуть родной город – каждый из них по-своему переживает трагедию, им трудно смотреть в глаза окружающим и друг другу. Жизнь братьев складывается по-разному: Джим становится успешным и знаменитым адвокатом. А Боб, скромный и замкнутый, так и остается в тени старшего брата.Проходят годы, и братьям приходится вернуться в родной город, где живут тени прошлого, где с новой силой вспыхивают те страхи, от которых они, казалось бы, смогли убежать.В этом романе, как и в знаменитой «Оливии Киттеридж», Элизабет Страут удалось блестяще показать, сколь глубока человеческая душа и как много в ней того, в чем мы сами боимся себе признаться.


Когда все возможно

Новая книга Элизабет Страут, как и ее знаменитая «Оливия Киттеридж», — роман о потерянном детстве. Каждая история в нем — напряженная драма, где в центре — мрачное прошлое и почти беспросветное настоящее. Если детство прошло в домашнем аду, с отцом-насильником, как тяжело будет жить с этим секретом? Можно ли простить родную мать, не сумевшую защитить от жестокости? Одно неверно сказанное слово в детстве может вернуться бумерангом в настоящем, вызвав боль, стыд и отчаяние. Тайны, которые ты тщательно хранишь, в любой момент могут выплыть наружу. В «Когда все возможно» все герои находятся в зависимости от собственного прошлого, а настоящее расставляет ловушки.


Рекомендуем почитать
Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Капля в океане

Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.


Горы высокие...

В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.


Вблизи Софии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.


Дороже самой жизни

Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».