Пребудь со мной - [80]

Шрифт
Интервал

— Ну как же, конечно, — ответил Тайлер. — Буду очень рад.


Миссис Медоуз отыскала одно из старых платьиц своих дочерей, подходящее для Кэтрин, и дала ей, чтобы девочка надела его в школу. Стоя на коленях и поправляя на Кэтрин маленький белый воротничок, миссис Медоуз сказала ей:

— Какая же ты хорошенькая девочка! — (Кэтрин посмотрела прямо в большие карие глаза миссис Медоуз.) — Ты прямо как твоя мама.

Щеки у миссис Медоуз были гладкие и чуть розоватые сверху, ближе к глазам. И пахла она приятно, как детская присыпка. Кэтрин сделала маленький — совсем маленький — шажок поближе к ней, в надежде, что еще много чего надо будет сделать с ее воротничком.

— Дай-ка я расчешу тебе волосы. И ты говори мне, если будет больно, хорошо? Я не слишком сильно дергаю?

Кэтрин покачала головой.

— Ох ты, вот так так! Как же ты хорошо выглядишь!

Мимо как раз проходила старшая дочь Медоузов. Такая большая, что у нее уже были учебники. Она остановилась, и стала смотреть на них, и улыбалась Кэтрин.

— Мам, — сказала она, — а тебе не кажется, что надо отдать это платье Кэтрин насовсем?

— Да, мне тоже так кажется. — Миссис Медоуз пригладила волосы Кэтрин за ухом. — Если ты не против взять ношеную вещь.

Подошел Дэвис Медоуз. На его серых брюках были отвороты. Кэтрин смотрела, как он открывает ящик шкафа в передней и достает перчатки, как надевает шляпу. Дэвис сказал:

— Кейт очень хорошенькая девочка сама по себе, ношеное на ней платье или неношеное.

Миссис Медоуз приготовила ей ланч — взять в школу, и отыскала старый футляр для него. Кэтрин держала его чуть выше обычного и чуть дальше перед собой, потому что это была одна из самых красивых вещиц, какие ей приходилось видеть: на футляре сбоку была картинка из «Алисы в Стране чудес». Задергивая молнию на пальто Кэтрин, миссис Медоуз спросила:

— Твоя мамочка никогда не дарила тебе маленькое золотое колечко? — (Кэтрин опустила футляр с ланчем пониже и молча уставилась на миссис Медоуз.) — Нет? Тогда, вероятно, твой папа хранит его для тебя, чтобы подарить, когда ты станешь постарше. У твоей мамочки было золотое колечко с маленьким красным камешком, которое она собиралась тебе подарить.

Кэтрин прошептала:

— Мамочка — на небе.

— Да, мое солнышко. Смотрит на тебя оттуда и любит тебя, точно так, как здесь, на земле. И хочет, чтобы я сейчас тебя по-настоящему крепко обняла.

И миссис Медоуз обвила Кэтрин руками и крепко прижала к себе.

У Кэтрин задрожали губы. Ее охватил ужас, что она вот-вот расплачется — прямо перед этими замечательными людьми. Она отвернулась.

— Выходите и подождите нас в машине вместе с папой, — сказала миссис Медоуз одному из своих детей. — Помоги всем пристегнуться — мы скоро выйдем.

Звуки шагов, поцелуев — так близко, что они должны были быть не иначе как в другую щеку миссис Медоуз, и дом опустел. Миссис Медоуз выпрямилась.

— Как ты думаешь, Кейти? Тебе хотелось бы приезжать к нам почаще? Мы были бы так рады!

Кэтрин кивнула.

— Я поговорю с твоим папой.

— А Джинни можно со мной?

— О да! Нам всем было бы так весело! А теперь беги скорей в машину. Кто-нибудь из ребят покажет тебе, как ремень пристегивать.

И Кэтрин почувствовала у себя на голове мимолетное прикосновение ласковой руки.


Как рассказала мистеру Уотербери и миссис Ингерсолл Ронда Скиллингс, ее краткая беседа с Кэтрин Кэски, скорее всего, указывает на то, что между Тайлером и его экономкой, возможно, что-то такое происходит: как видно, речь может идти даже о подарке в виде кольца. И хотя Ронда не была вполне уверена, что ситуация действительно настолько серьезна, насколько, вероятно, думала Кэтрин, она предупредила Мэри и мистера Уотербери о том, как, без сомнения, важно сохранить эту информацию — на некоторое время — в строжайшей конфиденциальности. Однако Мэри отправилась домой и рассказала мужу — муж ведь не считается: он — ее собственный муж, а мужу можно рассказывать все… А после этого она позвонила подруге. «Никому не говори!» — предупредила она ту и приняла на веру ее обещания, — в конце-то концов, это была ее самая давняя и верная подруга. После этого с чувством, похожим на то, что испытываешь, глядя на раскрытую перед тобой коробку шоколадных конфет и думая: «Ну, так уж и быть, возьму еще одну…» — Мэри позвонила еще одной подруге: «Только никому ни слова!» — предупредила она.

Впрочем, и сама Ронда Скиллингс, позвонив Элисон Чейз и разглядывая банку с зараженной радиацией клюквой, сочла для себя невозможным не проговориться.

— А я так устаю, — говорила ей в этот момент Элисон. — Погоди-ка, я эту дверь закрою. Не вешай трубку.

У Элисон телефон был с таким длинным шнуром, что она могла взять его на кухню и зайти в чулан, чтобы разговаривать наедине о чем угодно. Ронда, нарисовав себе эту картину, почувствовала стремление поделиться тайной.

— Я так устаю, что мне плевать, заражена клюква или нет. Могу консервированным желе воспользоваться, кому какое дело, — призналась она. — Я так устаю быть кухаркой и уборщицей в собственном доме, только и делаю, что за всеми тут прибираю да мою.

— Я тоже устаю, — откликнулась Ронда, у которой неясный слушок о Тайлере и его экономке был точно кусок торта во рту, и ей приходилось говорить о чем-то, держа этот кусок непроглоченным. — Иногда мне хочется жить в каком-нибудь поместье в Англии, в доме, где полным-полно горничных.


Еще от автора Элизабет Страут
И снова Оливия

Колючая, резкая, стойкая к переменам, безжалостно честная и чуткая, Оливия Киттеридж — воплощение жизненной силы. Новый сборник рассказов про Оливию пулитцеровского лауреата Элизабет Страут (премия получена за «Оливию Киттеридж») — это настоящая энциклопедия чувств, радостей и бед современного человека. Оливия пытается понять не только себя, свои поступки, свои чувства, но и все, что происходит вокруг нее, жизнь людей, что попадаются ей на пути. Это и девочка-подросток, переживающая потерю отца и осознающая свою сексуальность, и молодая женщина, которая собралась рожать в разгар праздника, и немолодой мужчина, что не разговаривал с женой целых тридцать лет и вдруг узнал невероятное о своей дочери, а то и собственный сын, который не понимает ее.


Оливия Киттеридж

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров но обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а предлагающаяся вашему вниманию «Оливия Киттеридж» была награждена Пулицеровской премией, а также испанской премией Llibreter и итальянской премией Bancarella.


Эми и Исабель

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, Стейнбеком и Рэем Брэдбери, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «O: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров по обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а уже известный российскому читателю роман «Оливия Киттеридж» был награжден Пулитцеровской премией. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили ее книгам заслуженный успех, начиная сразу с дебютного романа «Эми и Исабель», который заслужил сравнения с «Лолитой» Набокова и был экранизирован телестудией Опры Уинфри.


Меня зовут Люси Бартон

Люси просыпается в больничной палате и обнаруживает рядом собственную мать. Мать, которую она не видела много лет, которая никогда не была с ней нежна в детстве, которая не могла ее защитить, утешить, сделать ее жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной.Люси хочется начать все с чистого листа. Быть просто Люси Бартон – забыть, как родители били ее и запирали в старом грузовике, забыть, как ее, вечно грязную и оборванную девочку, унижали и дразнили в школе.Но в то же время взрослой Люси – замужней женщине, матери двух дочерей, автору нескольких опубликованных рассказов – так не хватает материнского тепла.И мать ее тоже одинока, и ей тоже, наверное, не хватает душевной близости.


Братья Берджесс

После смерти отца Джим и Боб Берджессы вынуждены покинуть родной город – каждый из них по-своему переживает трагедию, им трудно смотреть в глаза окружающим и друг другу. Жизнь братьев складывается по-разному: Джим становится успешным и знаменитым адвокатом. А Боб, скромный и замкнутый, так и остается в тени старшего брата.Проходят годы, и братьям приходится вернуться в родной город, где живут тени прошлого, где с новой силой вспыхивают те страхи, от которых они, казалось бы, смогли убежать.В этом романе, как и в знаменитой «Оливии Киттеридж», Элизабет Страут удалось блестяще показать, сколь глубока человеческая душа и как много в ней того, в чем мы сами боимся себе признаться.


Когда все возможно

Новая книга Элизабет Страут, как и ее знаменитая «Оливия Киттеридж», — роман о потерянном детстве. Каждая история в нем — напряженная драма, где в центре — мрачное прошлое и почти беспросветное настоящее. Если детство прошло в домашнем аду, с отцом-насильником, как тяжело будет жить с этим секретом? Можно ли простить родную мать, не сумевшую защитить от жестокости? Одно неверно сказанное слово в детстве может вернуться бумерангом в настоящем, вызвав боль, стыд и отчаяние. Тайны, которые ты тщательно хранишь, в любой момент могут выплыть наружу. В «Когда все возможно» все герои находятся в зависимости от собственного прошлого, а настоящее расставляет ловушки.


Рекомендуем почитать
Тринадцать трубок. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца

В эту книгу входят два произведения Ильи Эренбурга: книга остроумных занимательных новелл "Тринадцать трубок" (полностью не печатавшаяся с 1928 по 2001 годы), и сатирический роман "Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца" (1927), широко известный во многих странах мира, но в СССР запрещенный (его издали впервые лишь в 1989 году). Содержание: Тринадцать трубок Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.


Памяти Мшинской

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Эту книгу можно использовать как путеводитель: Д. Бавильский детально описал достопримечательности тридцати пяти итальянских городов, которые он посетил осенью 2017 года. Однако во всем остальном он словно бы специально устроил текст таким намеренно экспериментальным способом, чтобы сесть мимо всех жанровых стульев. «Желание быть городом» – дневник конкретной поездки и вместе с тем рассказ о произведениях искусства, которых автор не видел. Таким образом документ превращается в художественное произведение с элементами вымысла, в документальный роман и автофикшен, когда знаменитые картины и фрески из истории визуальности – рама и повод поговорить о насущном.


Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.


Дороже самой жизни

Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».