Праздник - [12]

- Ты не сердись, - уже не смеялся Лешка. - Со мной так бывает.

- Что бывает? - не поняла Лариса.

Но Лешка не ответил, намазал синим над Кремлевской стеной, наплел пучки облаков (амурчиков только б сюда!) и проткнул лучом солнца.

- Раскрыться всегда тяжело, - сказал он. - То есть, собою сделаться. Ведь здесь не поймешь, наобум тычешься - то ли сердце замрет, то ль от смеха подавятся.

Облака получились тяжелые, вот-вот край стены зацепят

- и он подмазал их синим, загнал чуть повыше.

- Ведь я тебя обидеть хотел.

- Зачем же обидеть? - ларисины глаза тоже вверх потянулись.

- А так. Чтоб свое при себе оставить. Мол, моя тайна - это моя. Пусть-ка другой сперва раскошелится.

- А ежели нет?

- Чего нет?

- Тайны никакой нет?

- Так не бывает. Она у каждого есть, - но на минуту перестал рисовать. - А ежели нет, то и жить не стоит.

- И какую ж ты тайну придумал?

- Э-э, так нельзя, - он взял тряпку и вообще смахнул облака. Без них как-то лучше. А на освободившемся месте нашлепал разноцветные точки. Думаешь, звезды? Салют сделаем. - Но Лариса продолжала смотреть, глаза ее были совсем рядом. Большие, лучистые. И зачем только синим намазала? - У Джека Лондона рассказ такой есть. Одна старая сводня невесту науськивает. Мол, мужчина - дурак, все ему сразу давай. А получит свое - на других женщин зарится. Потому ты ему не спеши уступать. Всегда что-то где-то припрячь. Чтоб загадка осталась. Только тупица та старуха была. Божий дар с яичницей путала. Потому что тайна - это как краска из тюбика: давишь, давишь - а всегда остается. А если припрятал - какая ж тут тайна? Обычный обман получается.

- Бросил он ее, значит?

- Нет. Просто без любви до смерти прожили.

- Страшно-то как.

- Страшно, - согласился Лешка. Лариса опустила глаза, и в магазине как будто темнее стало.

- И какую ж во мне ты тайну увидел?

- А тайну не видят. Ее только чувствуют... Что веришь во что-то. Из меня, вот, художника сделала. Не мазилку какого-нибудь... И Светке про то ж говорила. Светке - ей сапоги подавай. А тебе - не-ет... Я ведь думал вчера: развлеченье придумала...

- Витрину хотела украсить.

- Витрина-витриной...

Лешка, наверно, еще бы что-то сказал, но тут под самым окном остановилась машина.

- Тьфу, черт! Пс хватало еще и комендатуру попасть!

- Если патруль - не пушу, - сказала Лариса, застегнула халат и двинулась к двери.

За дверью послышались голоса. Лешка их сразу узнал: Желток со приятели. Лариса хотела их не пустить. Но таким откажи. В магазин ввалился Пашка Дзиворонюк, а за ним и сам Женька. Третьего, видно, на стреме оставили.

- Лариса Петровна!... Ну как же, Лариса Петровна?!...

Пашка - разнузданный хлыщ. Войти не успел, уже Ларису за все места щипнул и похлопал. Лариса хотела от него отстраниться, схватила за руку - и тогда Пашка рукопожатие разыгрывать начал.

Желток подхихикивал. Его узкие глазки с мороза слезились, и он их утирал, будто плакал.

- Такие друзья, и в такую минуту... - молол Пашка. Если бы Лариса взбрыкнула, сказала б: валите отсюда! - то Лешка бы сразу вмешался. А она тушевалась, не знала себя как вести - и он отвернулся к окну, как будто бы всех их не видит. Но они, в отличие от Лешки, его очень быстро заметили.

- А это тут кто? - вдруг перестал бормотать Пашка.

- Макин, что ты тут делаешь? - подошел к столу Женька.

- Ослеп что ль? Витрину малюю!

- Лариса Петровна... - впрочем, голос у Пашки стал неигривый. - Так вот почему нас пускать не хотели? Невовремя, значит? А в последний разок были, вроде бы, кстати?...

Но Лариса продолжала молчать. Нет, не даром, выходит, трепались и на Пашку пальцем показывали. Как домой ведь к себе заявился. И еще недовольного корчит.

- А подарки, подарки!... - не унимался Пашка. - Нет, приятель Желток, не в столицах живем, и не с нашим свиным, братец, рылом!...

Это становилось невыносимо. Лешка вытащил из-за уха сигарету, сломал пополам, еще раз... Пашку он всегда ненавидел. Как Желтка и всю его свору. Но сейчас Пашка последнюю точку ставил. К рубежу подводил, за которым уж все!

На самом деле, еще месяц назад Лешка думал, что рубеж уже пройден. Когда его в городе в самоволке накрыли. День был поганый. Оттепель. Снег. В такую погоду только бегом, в магазин и обратно. И надо было на батин "козел" посреди улицы налететь. Лешка - во двор, и тут просчитался. Если б в подъезд и на верхний этаж, может, в квартиру кто пустит? Или, если люк не закрыт, на чердак и на крышу. Но посреди двора малышня на коньках ковырялась, и Лешка подумал - пацанов-то давить не поедет. А Пашка поехал. Прямо по льду. Пацаны кто куда расшарахались. А Лешка упал...

- А в газетах вон пишут, москали лучше бегают! - сквозь зубы процедил Пашка. И это вот "москали" похлеще ножа полоснуло. Лешка в эту минуту, может впервые, Борьку Теплицкого понял. Когда всякая мразь "жидом" тебя тычет!...

- А мы твоего дружка, Кенжибая, на губу отвезли, - не придумал ничего лучшего как похвалиться Женька. - Минут двадцать назад. Прямо оттуда... Артачился, падла. Больным прикидывался. Но ничего. Там подлечат.

- Он и вправду больной, - не переставая рисовать, сказал Лешка.