Правый - [15]

Июль 2007

Я беру свой день, новый белый листок А4 и режу его на ленточки. Старый добрый режим нового дня.

9.оо – 9.3о подъем?

Проблематично. Зачем в отпуске ограничивать момент возвращения в реальность? Подъем, - когда проснусь.

Тогда все остальное сбивалось. Теряло смысл.

Ну и ладно. Поправка на час, другой. Главное не время. Главное - ритм. Мне не хватало ритма. Четкости. Хотя зачем в отпуске четкость? Пусть все тянется само по себе. Но тогда это будет долгое блуждание в ночной рубашке по квартире, кофе, звуки телевизора, или радио, водопроводного крана одновременно. И ощущение недовольства собой, как фон, серый и холодный - вода из лужи. Для этого и существовал чистый лист нового дня и ножницы.

Моя жизнь опустела, как троллейбус на конечной. Все пассажиры доехали со мной до определенной точки. А дальше им не по пути. Не по пути. Я зависла на перепутье, в пустой квартире, в июле. До выхода на работу неделя. Желанный отпуск продолжается. Ничегонеделание. То, о чем я так мечтала промозглыми рабочими днями. И вот, пожалуйста..

Что делать с этими днями? Не знала….

9. 30 – 10.00 – уборка.

Ножницы режут белый лист бумаги, отрезая утро. Утро падает белой полоской в вечность. Утра нет. И никогда больше не будет. Разве только в воспоминании. Бездарно, бесполезно прожитое утро в июле. Можно конечно отметить его разводами воды на мокром линолеуме. Зачем? Иногда помогало. Вымоешь полы - красиво. Почему все преображается, когда вымоешь пол? Просто вымоешь? Наверное, вместе с пылью и мусором смываешь свое ненужное, пережитое, необратимое. Но для этого нужны дополнительные ресурсы. Не ведро, не тряпка и не вода, конечно. Внутренние ресурсы. Желание. А его нет. Полам не повезло. Им не везет уже неделю. Не их день. Не их семь дней. Перетопчутся. Итак, - эти полчаса впустую. Так, что там дальше в режиме?

10.00 – 10.30.

Привести себя в порядок. Интересно. Внешне или внутренне? Одновременно. Принять душ, желательно, контрастный. С потоком теплой воды впустить в себя ощущение счастья. С потоком холодной выпустить недовольство и апатию. Знаю, - поможет, точно. Особенно холодная. Этот способ весь год был основным. Надоело. В отпуске оставить себя в покое и не издеваться? А что? Шататься по квартире. Стараться не соприкасаться с глазами в зеркале. Не видеть эту женщину в сером облачении тоски. Это платье старило, стирало краски, меняло ее до неузнаваемости. Прочь, прочь от зеркал! Или ходить, не глядя, не отражаясь. А может, она похожа на привидение и не отразится? Нет, как же. Отразилось. Платье – мешком, серое, старомодное. В таком платье полгорода женщин. Только приглядись. Вроде и одето на женщине что-то, а глаза! Не обманешь. Если тоска, - значит серое платье, или коричневое. Кстати, серого и коричневого в моем гардеробе не встретишь. От коричневого тошнит еще со школьных времен. Десять лет в коричневом платье, которое умудрялось расти вместе со мной. Живое школьное платье. Платье – накопитель побед и открытий, страха и обид. А еще оценок всяких, от «Ты – молодец!» до « Ты - дура набитая!».

Спасали белые воротнички и манжеты. Постираешь, отгладишь, пришьешь белой по белому, можно в понедельник начинать новую жизнь. Маленькую новую жизнь. Ощущение радости приходило так легко. И новую жизнь начать было запросто. Пришил выстиранные воротнички. В армии тоже так. В этом, наверное, что-то есть. Надо подумать.

10.30 – 11.00

Велотренажер

Проехать десять километров, уставившись в телевизор. Вместо зелени и пения птиц – реклама стиральных порошков и зубной пасты. Вместо дорожки, убегающей из под ноги и скрипа несмазанного колеса - ровный бег в никуда по разбитому равнодушными узорами ковру Сжечь тысячу калорий - кофе, и бутерброды. Крутить педали, убегая, уезжая, оставаясь на месте. Глупость несусветная. Буря в стакане воды. Навязчивые мысли о собственной никчемности. Пустота. Не хочу этого горе – велосипеда. Вот в детстве был велосипед так велосипед. Хотя, честно, и с ним не все обстояло так гладко. Нога попадала в колесо - и не раз. Падала, - и не раз. Зато ветер в лицо, пахнущий травой и цветами. Цветочный ветер. Ноги крутят педали осмысленно. Под ногами бежит серая тропинка. Руки сжимают черные пластмассовые ручки. А рядом блестит в ожидании пронзительный металлический звонок – для бестолковых пешеходов, норовящих попасть под велосипед.

-Эй! Пашка, уйди! Задавлю!

-Попробуй! Не соберешь потом свой велик!

-Это ты себя потом не соберешь!

Вцепился в руль. Велосипед свалился в траву вместе с водителем.

-Дурак! – плакала, размазывая слезы. На коленке ссадина. Платье испачкано зеленой травой.

-Не наезжай следующий раз!

-А ты чего под колеса лезешь?

-Тропинка для кого? Для пешеходов?

-Тебя не учили, что женщинам надо уступать дорогу?

-Тоже мне, женщина! Сопли вытри! Женщина.

-Дурак! Ну не мужчина же я?

- На велосипеде не считается, женщина или мужчина. Ты просто велосипедист, а я пешеход. Вот и все! Тропинка для пешеходов. Поразъездились!

-Кто сказал? Где написано? Здесь все ездят. И никто никого за руль не хватает. Сам, можно подумать, не ездишь!

Он был тайно влюблен. Потом, в десятом классе на его стареньком мотоцикле ездили кататься. Мотоцикл сломался. Огорченный Пашка в мазуте по локоть крутил какие – то гайки, а она сидела на камне и раздраженно срывала травинки. Свидания не получилось. Мотоцикл был благополучно починен и, как ни в чем не бывало, снова резво понес их по лесной дороге. Но что-то случилось, то ли сломалось, то ли разладилось в этом свидании. А, может, и не ломалось вовсе, ломаться было нечему. Он ей просто не нравился никогда. А жаль! Умнейший парень, математик, физик, инженер в итоге. Стал ведущим инженером какого – то завода, женился. Двое детей. И не пьет, наверное. Хотя, не знаю. Это следствие или причина той поломки в отношениях двоих. Как у того мотоцикла. Не получилось. Не поехали по жизни вместе. Не дышала она ему в спину, обхватив за плечи. Отстранилась, нервно покусывая травинку. Не мой мужчина Пашка. А где мой? Муж не мой, как оказалось, Пашка не мой. Может это просто со мной не все в порядке? Хоть бы у Сережки было все в порядке с Лафушей.