Православие и Культура - [10]

Проф. В. В. Зеньковский — Идея православной культуры

Европа переживаетъ небывалый духовный кризисъ, въ своихъ основахъ намѣтившійся давно, но съ особой остротой обнаружившійся лишь послѣ великой войны. Европейская культура давно уже была полна глубокихъ противорѣчій, медленно созрѣвавшихъ въ ней, но только война обнажила передъ всѣми это потрясеніе самыхъ основъ жизни, только война заострила сознаніе невозможности оставаться при томъ внутреннемъ разложеніи и распадѣ, который неотвратимо присущъ современной культурѣ. Если до войны лишь немногіе ощущали этотъ глубочайшій кризисъ культуры, то послѣ войны духовное потрясеніе чувствуется уже широкими кругами. Духовная растерянность усиливается сознаніемъ внутренней безысходности, такъ какъ потрясены самыя основы культуры. Европейское человѣчество зашло въ тупикъ, и сознаніе этого пріобрѣтаетъ тѣмъ болѣе трагическій отсвѣтъ, что техническая и матеріальная мощь культуры остается прежней…

Европа начинаетъ пугливо и напряженно искать коренного и существеннаго перелома, искать новой почвы, на которой можно было бы начать творческую работу. По разному переживаютъ это сотрясеніе народы Европы, нерѣдко мятущіяся души устремляются по линіи наименьшаго сопротивленія, бросаются за крайними лозунгами, увлекаются идеями анархизма, соціальной революціи. Но при всемъ этомъ разнообразіи проявленій внутренняго смятенія въ душѣ современнаго человѣка, надъ всѣмъ доминируетъ одна и та же нота тревожнаго исканія, жуткаго предчувствія безысходности… Конечно, процессъ внутренняго распада культуры еще долго можетъ итти на пользу творчеству въ обособившихся сферахъ жизни, но какъ бы ни была велика сила исторической инерціи, какія бы новыя завоеванія техники и творчества ни ждали человѣчество на этихъ проторенныхъ путяхъ, нельзя скрыть фактъ глубочайшаго надлома европейской культуры въ самыхъ ея основахъ. Никогда европейскій міръ такъ не нуждался въ духовномъ возвратѣ къ самому себѣ, никогда онъ такъ не нуждался во внутреннемъ обновленіи, какъ послѣ войны, создавшей столько соціальныхъ и индивидуальныхъ потрясеній, — и потому никогда внутреннее изсяканіе культуры не ощущалось съ такой силой, какъ теперь. Пусть техническая культура Запада достигла въ наше время той зрѣлости, при которой она можетъ развиваться безконечно долго и успѣшно, но въ ней изсякаетъ ея духъ, изсякаютъ тѣ источники, питаясь которыми жила Европа.

Для насъ русскихъ этотъ кризисъ европейской культуры не являётся чужимъ, мы не стоимъ передъ нимъ, какъ посторонніе зрители. Правда, мы поздно сблизились съ Европой, поздно пріобщились къ ея культурѣ, но все таки для насъ Европа, по извѣстному выраженію Достоевскаго, является второй родиной. Мы не только всѣ питались культурой Европы, но и дѣятельно вошли въ ея работу, стали не послѣдними участниками культурнаго творчества Европы. Въ этомъ смыслѣ русская культура, съ такимъ блескомъ развернувшаяся въ теченіе XIX вѣка, можетъ быть названа одной изъ провинціальныхъ культуръ Европы, ибо мы во многомъ шли туда же, куда шла вся Европа, жили ея замыслами и задачами, волновались ея проблемами. Русская культура такъ настойчиво вбирала въ себя все то, что вырабатывалось на Западѣ, что однимъ изъ величайшихъ вождей русской культуры задача наша трактовалась, какъ всечеловѣческій синтезъ, какъ объединеніе и примиреніе всего великаго и достойнаго, что выдвинулъ Западъ. Вотъ почему мы не можемъ не болѣть болѣзнями Запада, вотъ почему мы не можемъ не отзываться на его тревоги, — мы носимъ въ себѣ не только конгеніальную отзывчивость на исканія мятущейся души западнаго человѣка, но мы считаемъ себя коренными европейцами и глубоко переживаемъ трагическіе дни Запада. Еще Герценъ писалъ, что «мы являемся въ Европу съ ея собственнымъ идеаломъ и вѣрой въ него»: да, идеалы Европы, ея глубокія движенія, ея внутренняя борьба съ собой не только не чужда намъ, но нерѣдко всецѣло захватываютъ насъ, больше, быть можетъ, чѣмъ западнаго человѣка. Болѣзнями Европы мы болѣемъ такъ глубоко, какъ только возможно для насъ — порой даже до отреченія отъ своей родины…

Но русская культура, во всемъ своемъ цѣломъ, никакъ, все же не можетъ быть охарактеризована только какъ провинціальная культура Запада, — въ нашей культурѣ звучатъ и иные тона, намѣчаются и иныя перспективы. Мы до конца вбирали въ себя культуру Запада, но не одной ею мы жили; своеобразіе русскаго генія успѣло выразиться за полтора вѣка съ такой ясностью, что мятущійся Западъ къ намъ именно и обращается съ надеждой во взорѣ. Мы — европейцы въ своей культурѣ, но не только европейцы; въ насъ есть еще нѣчто иное, свое, еще непонятое не только Западомъ, но можетъ быть и нами, и именно это свое въ насъ и влечетъ Западъ, оно то и даетъ намъ возможность не только глубоко переживать трагедію Запада, какъ свою собственную трагедію, но даетъ намъ и силы подойти къ проблемамъ Запада свободно и самостоятельно. У насъ есть своя точка опоры, которой не знаетъ Западъ, есть свои источники питанія, которыми лишь случайно и тайно питался онъ. Русская культура все больше развертывается въ новую міровую культуру, въ новый типъ культуры, и это даетъ иамъ право подойти къ кризису Запада въ свѣтѣ тѣхъ новыхъ путей, которые открываются передъ русской культурой.