Право умирать первыми. Лейтенант 9-й танковой дивизии вермахта о войне на Восточном фронте. 1939–1942 - [11]

В нашем городке Виттлихе первые «коричневые рубашки» появлялись робко. Люди, носившие их, были немногочисленны, но время от времени устраивали пропагандистские марши через город. Население, не знакомое ни с нищетой, ни с политическими страстями, беспрепятственно занимавшееся своими делами, в большинстве своем продолжало голосовать за демократические партии. Оно смотрело на этих людей с любопытством. Конечно, гитлеровские лозунги, враждебные победителям и Версальскому договору, производили определенный эффект во время оккупации. Но она закончилась, и надо было жить дальше, косить траву, жать хлеб, собирать виноград.

Впрочем, если посмотреть на другой берег Рейна, на крупные города, выстроившиеся вдоль берега реки от Франкфурта до Рура и дальше, вплоть до далекого Берлина, становилось очевидно, что что-то готовится.

Ситуация делалась угрожающе взрывоопасной. Газеты были полны рассказов об уличных сражениях между гитлеровцами и коммунистами, в первую очередь в Берлине. Тон на политических дискуссиях становился все более и более резким. Постоянно росло число безработных. Я очень хорошо помню серьезные лица родителей, когда они обсуждали положение в стране. Гром по ту сторону Рейна гремел все громче. Он нарушал даже покой моего маленького мира лугов и лесов, по которому я без устали бродил в поисках мишеней для моего маленького карабина «флауберт», полученного в подарок на Рождество 1932 года.

Одним из наших соседей был Карл фон Шуберт, бывший статс-секретарь при Штреземане[24]. В то время он еще был послом в Риме и оставался на этом посту вплоть до момента, когда его сняли нацисты. Лето он проводил в своем прекрасном имении Грюнгауз, совсем рядом с Триром, где производится одно из лучших мозельских вин. Он сохранил в Берлине роскошную квартиру на Курфюрстендамм, чтобы не терять контакта с политическими и деловыми кругами столицы. Состоя в родстве с семьей промышленников Браун фон Штумм, он имел интересы в Сааре и поддерживал постоянные связи с французскими деловыми кругами.

Человек, прекрасно образованный и широко эрудированный, он находился в самой гуще дипломатической деятельности Веймарской республики. Он досконально знал историю договоров, подведших итог Великой войны, и их влияние на внутреннюю политику Германии. Он был настроен очень пессимистично относительно развития ситуации в Германии и в Европе. Он лучше многих знал, что национал-социалистическое правительство в Берлине будет означать конец политики сдержек и противовесов и – главное! – добрососедским отношениям с Францией, восстановлению которых он способствовал многие годы, находясь рядом со Штреземаном. Впрочем, это не помешало ему, горячо поприветствовав в августе 1945 года нескольких английских офицеров, навестивших его в его мозельском имении, отпустить несколько язвительных замечаний в адрес французов.

Он верил в необходимость политики взаимопонимания с Парижем, но был раздражен французской политикой, слишком шовинистической, предоставлявшей слишком легкие мишени для нацистской и вообще ультраправой пропаганды. Гитлер не переставал бичевать коварные замыслы французов, их желание вновь окружить Германию и, главное, слабость Erfüllungspolitiker – политиков, готовых уступать любым их требованиям.

Однажды, как обычно в полдень, я возвращался из школы. Был ясный зимний день, холодный и сухой. Шагая по дорожке, ведущей к дому, я встретил Гретхен, дочь нашего пастуха. Ее прелести уже тогда не оставляли меня равнодушным. Поравнявшись со мною, она взяла меня за руку и серьезно сказала: «Ты слышал? Гитлер пришел к власти!»

Меня это не особенно удивило. Об этой возможности столько было переговорено! Однако у меня возникло ощущение, что произошло нечто важное. Это было событие, которого опасались, при этом считая неизбежным.

Я побежал домой. Родители уже закончили обед и сидели в гостиной возле радиоприемника.

– Правда, что Гитлер пришел к власти? – спросил я у матери.

– Да, – строго ответила она. – Но мы все же надеемся, что Франц Папен еще сможет что-то сделать.

Есть моменты, слова, которые запечатлеваются в памяти человека. Вот и эти слова матери запечатлелись в моей.

Было 30 января 1933 года.

Глава 4 Мы учимся маршировать

Дядя Франц становился в Берлине все более и более важной персоной. Он еще до Гитлера занял пост рейхсканцлера. На долгих переговорах, приведших в конце концов Гитлера к власти, он приложил много сил, чтобы преградить дорогу нацистам. Несмотря на это, Гитлер назначил его своим вице-канцлером. Папену удалось взять с собой нескольких друзей. Их имена были мне знакомы: их не боялись, они казались достаточным противовесом «коричневорубашечникам» Гитлера – Гинденбурги, Бломберги, Шельдты, Нейраты и Шверин-Крозиги. И все же надежды моей матери были очень быстро развеяны.

В первом составе правительства Гитлера было всего два нациста: толстый и шумный авиационный генерал Геринг и Фрик – никому не известный малозаметный профессор. Многие, в том числе мои родители, полагали, что нестабильность, нескончаемые выборы и все это возбуждение остались в прошлом. Будет восстановлен порядок, и делами в стране начнет руководить подлинное правительство национального единства. Оно окончательно остановит большевизм, которого все боялись и который гитлеровская пропаганда постоянно выставляла в самых черных красках. Боялись ли диктатуры? В первые месяцы 1933 года определенно нет.