Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - [76]

Помимо всего прочего, у Лоуренса был обворожительный голос. Густой, глубокий и раскатистый, будто его грудная клетка представляла собой некий органный зал с собственной акустикой. Сиплая хрипотца добавляла обертоны, и когда он смеялся, то казалось, что звучит весь орган. Таким голосом, как у него, можно было рычать, как лев, а можно было внезапно опустить его до уровня доверительной шутки, предназначенной для двоих. Гораздо позже Лоуренс признался мне, что в двадцать с небольшим лет жил в Швеции и около года проработал диджеем на первой рок-н-рольной радиостанции Стокгольма. Куда бы он ни пошел — хоть в Макдоналдс за картошкой фри, — его тут же узнавали по голосу: «Эй, да это же Лоуренс из радио!» Так что голос Лоуренса и впрямь был говорящей деталью. Достаточно было услышать его один раз, чтобы никогда не забыть.

В какой-то момент вечеринки Андреа обмолвилась, что у Лоуренса есть подруга, и даже показала ее: девушка сидела на скамейке у походного столика-раскладушки со всякими вкусностями для пикника. Теплый вечер превратился в душную ночь, и на мне был довольно легкомысленный топик, подчеркивающий волнительные округлости груди. Уже тогда я подумала, что на месте подруги Лоуренса не была бы так спокойна: если бы мой бойфренд битый час трепался с какой-то малознакомой девицей в декольте, я бы быстро положила этому конец.

* * *

Признаюсь честно, в тот вечер — по крайней мере, настолько, насколько далеко заходили мои намерения, — реальной угрозы для девушки Лоуренса я не представляла. Краем уха уловив, что у него есть подружка, с которой они вместе около четырех лет, я готова была пресечь любые мысли на его счет. Меня никогда не интересовали чужие мужчины. Но — и тут я ничего не могла с собой поделать! — меня всегда привлекали те, кому была интересна я. Более того, интерес ко мне я считала одним из самых важных качеств, которыми должен обладать мужчина, чтобы я начала к нему приглядываться. Можно назвать это эгоизмом, но именно такой подход к мужским достоинствам избавил меня от ряда потенциально тупиковых отношений.

Для Нью-Йорка я все еще была приезжей, и заводить роман с лучшим другом жениха моей лучшей подруги, едва сойдя с трапа самолета, представлялось мне верхом безнравственности, едва ли не кровосмешением. Бог знает, куда могут завести подобные отношения, а уж грядущая свадьба Андреа и Стива никак не должна была стать ареной для выяснений на этот счет. Конечно, в восьмимиллионном городе я всегда могла найти другие варианты. К тому же Лоуренс был на девять лет старше меня, и хотя в наши дни это не такая уж большая разница, но если мужчина до сорока еще ни разу не был женат, то не нужно пролистывать какую-нибудь «Этику и психологию семейной жизни», чтобы предположить, что, возможно, для него неприемлем сам институт брака. Поэтому на одной ступени с мужчинами, принадлежавшими другим женщинам, для меня стояли мужчины, которые были формально доступны, но которых в будущем пришлось бы уговаривать на такой решительный шаг, как женитьба.

Я никогда не считала себя человеком, которому нравится только определенный тип мужчин. Но, оглядываясь назад, я нахожу общие черты у всех своих поклонников, с которыми я имела более-менее серьезные отношения. Все они были высоки и худощавы, будто постоянно недоедали; у всех были темные волосы и темные глаза, крупные носы и торчащие в стороны — дальше, чем хотелось бы, — уши. Все они были весьма начитанны, имели творческие способности или считали себя непризнанными в тех областях, которые позволяли нам подолгу вести замысловатые беседы о книгах и политике. Еще они были застенчивы и неуклюжи и очень удивлялись тому, что такая довольно-таки общительная девушка, как я, интересуется книгами и политикой.

Лоуренс, напротив, был широкоплеч и приземист, с бочкообразной грудью, у него были короткие и сильные, будто литые, ноги. Я бы сказала, ноги борца. Голубые глаза в сочетании со светло-голубой рубашкой становились пронзительно синими. Невозможно было однозначно сказать, крупные у него черты лица или мелкие — настолько они были подвижны. Если полистать мои фотоальбомы, то в глаза бросается бесконечная вереница примелькавшихся однотипных улыбок, вокруг которых с течением лет постепенно появлялись новые и углублялись старые морщинки. Зато среди сотен фотографий Лоуренса не было ни одной, где он застыл бы с одинаковым выражением лица. Мне всегда нравилось следить за его мимикой, но свести все черты воедино никак не получалось. Живость его лица, как и живость его ума, оставляли меня далеко позади, поэтому я смирилась с тем, что запечатлеть его статичный образ мне не удастся.

Не то чтобы я села и составила список причин, по которым мы с Лоуренсом не могли быть парой. Я просто пытаюсь объяснить, почему Лоуренс, даже при столь приятном впечатлении, которое он произвел на меня в тот вечер, был безжалостно отправлен во френдзону. Каталогизация производилась на подсознательном уровне. Но по мере того как росла наша дружба, увеличивалось и количество вопросов от самых разных людей: почему, дескать, вы не пара? Лично у меня это всегда вызывало недоумение: разве не видно, что мы просто созданы… чтобы быть лучшими друзьями?