Праведная бедность: Полная биография одного финна - [29]

Осенью Кейнонен привел свою артель в родные места Юсси, и не за чем иным, как за тем, чтобы оценить великолепный нетронутый лес его родного гнезда Никкили. В каких только лесах не побывали Юсси и Кейнонен с тех пор, как судьба свела их на далеком хуторе Туорила! Но тут случилось непредвиденное: в одно прекрасное утро Кейнонен не встал. Никто не видел, как он умер, и в смерти его было что-то непостижимое, как и во всей его жизни. Работа в это время подходила к концу, и, когда прибыл новый начальник, артельщики были готовы двинуться дальше, потому, что валить было еще не время. Юсси остался. Он сказал, что дождется здесь начала зимних работ, хотя в глубине души чувствовал, что после всего случившегося уже не возьмет в руки топор. У него не было никакого твердого плана, все вышло само собой, в силу целого ряда причин. Ему было уже двадцать четыре года, но он все еще чувствовал себя мальчиком среди мужчин. За последнее лето к нему все чаще возвращалось то настроение, которое с такой силой охватило его тогда в церкви, и как бы само собой его сбережения стали расти.

Смерть Кейнонена подсказала, что теперь ему следует расстаться с этими людьми. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что он попал на родину; в здешних местах еще жили люди, которых он знал в лицо, хотя и люди эти, и вся местность выглядели теперь совсем иначе, чем до голодных лет. Не было ни папаши Оллила, ни Пеньями, ни старого дома Никкиля, ни хибарки на Свиной горке. Зато была в живых одна старая женщина, которая, возясь с кофейником, взволнованно расспрашивала его о том, как умирала Майя.

Все было чужим, и на первых порах еще сильнее, чем когда он работал на «компанию», сказывалось чувство неуверенности; тратить деньги здесь тоже было как-то досадно. Но он просто не мог, никак не мог уйти вместе с другими. Возможно, это и решило дело, ибо все то, что он увидел на родине, было очень далеко от тех мечтаний о доме, которые нахлынули на него летом в троицын день.

Бывший маленький Юсси Никкиля теперь взрослый батрак на Пирьоле, хозяйстве, расположенном неподалеку от его родной деревни.

Восьмидесятые годы начались.

IV. В полдне жизни

Когда, походив по свету, человек возвращается в свои родные места, он должен собою что-то представлять. Он должен быть хорошо одетым, солидным и с деньгами. Он должен уметь танцевать и развлекать барышень. Если он отвечает всем этим требованиям, значит, он преуспел. Тогда он может стать управляющим хозяйством, жениться на хозяйской дочке, получить хороший торп и под старость лет купить дом с землею; отдавая хозяйству все свои силы и умение, он сможет наконец вылезти из долгов. Все это возможно, и так бывало уже не раз; существующее положение вещей отнюдь не препятствует этому. Но невозможно представить себе, чтобы что-либо подобное произошло с Юхой (в своих родных местах Юсси стал Юхой).

Его родная Никкиля теперь лучший двор деревни, во всяком случае не хуже Оллилы. Там выстроен новый красивый дом, в котором вместе со своей энергичной хозяйкой живет Антто, сын покойного папаши Оллила. Хозяйка родилась в хорошей семье и, как рассказывают, шагу не хотела ступить в прежнюю вонючую избу. Впрочем, в этом не было и надобности: в то время, когда Антто стал хозяином Никкили, люди соглашались работать из одного хлеба; плотники с севера наперебой предлагали свои услуги и буквально дрались за рабочие места. Ибо хлеб у папаши Оллила никогда не переводился; он лишь стоял и приговаривал, наблюдая за стройкой: «Все хорошо, пока есть хлеб и деньги». Еще до осени дом был готов, хлева починены, а обширное дворовое место обнесено крепким каменным забором. К рождеству пожаловала молодая хозяйка. И когда впоследствии вспоминали, как было на Никкиле прежде, всем казалось, будто старый Пеньями и его домочадцы были изгнаны отсюда за что-то постыдное, будто Пеньями совсем не по праву хозяйничал тут. Теперь на Никкиле жили чисто и широко. Нынешняя хозяйка никогда не показывалась батракам в исподнице, как это каждый вечер делала покойница Майя. Старший мальчик учился в народной школе на селе. Оставшийся от Пеньями лес был впервые вырублен и продан. Захудалый хутор Никкиля превратился в одно из сильнейших хозяйств округи.

С ничтожным жизненным багажом пришел Юха в родные края. Само собой разумеется, из него вышел всего-навсего батрак на Пирьоле, небольшом допотопном хозяйстве. Юха был там единственным работником. Кроме него, была еще одна служанка.

Воскресный день. Юха идет к Харьякангас, какой-то инстинкт влечет его туда. Он видит происшедшие в его отсутствие перемены. На ногах у него новые сапоги, в кармане более двадцати марок. Он вспоминает, сколько ему лет, и отмечает про себя, что он уже взрослый. Юсси Никкиля — взрослый. Да, время идет… Увидев обновленный двор Никкили, он думает: «Ты, однако, изменилась, но и я тоже». Старый Пеньями ни разу не вспоминался ему за последние годы, но тут вспомнился, и — странное дело — Юха проникается сочувствием к своему покойному отцу. Он шагает по дороге, ведущей с Никкили на Оллилу, и что-то кичливое, отцовское появляется в его походке, во всем его облике. В душе дрожит злость против нынешних хозяев Никкили и Оллилы. Подумаешь, расселись тут и продают лес, а сами ничего не смыслят в лесном деле! Он-то знает, какие тут прежде были леса — лес Никкили стоял нетронутый, пока принадлежал Пеньями, его отцу. А этот Оллила продает его теперь как свой собственный… У Юхи такой вид, будто он сам только что продал лес Никкили. Неизъяснимое наслаждение доставляет мысль, что в кармане у него такая куча денег. Только по нему-то не видать, сколько у него денег.