Правда выбора - [4]
Спустившись от слободы к амбарам, Олонец встал в стороне, ожидая подходящего случая.
– Ты сколько леса привез, паскудник?! – ревел Зоб на Илью, его сына от прежней, умершей жены, – Цельной день зря потерял! С чего стропила рубить?
– От косогору брали, как ты велел, – отвечал тот, ловя взгляд отца, – бревно стягали цепью книзу, а оно возьми да и зашиби задние ноги лошади. Остатними лошадьми мало…
– Ты еще лошадь изувечил, морда тупая?! – Григорий без всякой жалости ударил сына кулаком по шее.
Зоб был высоким, грузным, руку имел тяжелую. Илья хотя и не был обижен ростом, еле устоял на ногах.
– Прости, батя! – попросил он.
– Какой я тебе батя?! Не заслужил моим сыном зваться! – Зоб дернул Илью за ворот и отшвырнул прочь.
Не глядя больше на сына, Григорий позвал другого из своих людей, Глеба Зубова:
– Иди скажи плотникам, чтобы стропил сегодня не ждали, но сруб вывели полностью!
Тот кивнул и поспешил к амбару.
Илья же кинулся к холопам Десятину и Лямину, стоявшим с лошадьми, какие привезли бревна. Приказал освобождать лошадей от груза и снова спешить на косогор. Те попытались возразить, ссылаясь на поздний час, но он принялся охаживать их затрещинами и пинками.
Сколь неприметным Олонец ни был, но внимания людей Зоба не избежал. Первым его заметил Аким Плаха, правая рука Григория. Сказал о том Зобу, показывая в сторону Игната. Тот махнул рукой и Аким подошел к Олонцу:
– Поди! Староста маковский тебя требует!
Олонец направился вперед, Аким же следовал за ним в паре шагов, поигрывая дубинкой, как будто вел его силой. Зоб осклабился, заворочал бородой.
– Нако! Принесло кого! – воскликнул он, – Пошто, Имляков, вздумал принять мое слово? Да поздно! За тобой землицы нет! А за почесть твою благодарствую. Пистоли, да пищалька, да сабелька твои мне по нраву пришлись. Жаль не поднес, пришлось мне своими руками брать.
Люди Зоба подобрались ближе, предчувствуя потеху. Кто-то хохотнул. Плотники тоже остановили работу, смотрели.
– Поздорову тебе и людям твоим, Зоб, – спокойно ответил Олонец в глаза Григорию, – должно тебе к приказчику быть. Для сыску и правежу. А ружье мое выйдет твоей вины знаком.
– Меня?! К правежу?! – Григорий мотнул головой, его покатые плечи заходили волнами.
Олонец твердо кивнул:
– За воровство37 против государя – погром и убойство князца Союра рода Имла. Да с ним – всех людей его, и моей женки и малых сыновей!
– Врешь, бахтило! Калмыки Имляковых погромили! – оскалился Зоб, и глумливо добавил. – я о том уже знаю и скаску38 по приказчика приготовил!
– Ты и твои люди сделали, – мрачно ответил Олонец, – Тому верные знаки есть. Горелый фитиль пищали твоего человека Естафьева, бумажка табаку, Василь Черкас пьет!
Черкас, который стоял тут же рядом и дымил трубку, никого не стесняясь, возмутился:
– Тю! Та й що? Всякий тютюну может палить!
Остальные засмеялись. Григорий улыбнулся, разводя в руки стороны:
– Нечего с нас взять. Калмыки были!
Олонец стиснул зубы, сжал кулаки:
– Учинил злодейство – ответь!
– Великое дело! – хмыкнул Зоб, – инородцы! И то предлагал по-хорошему. Близ Маковского соболь испромышлился весь. Так что мне как жить? Промышленникам моим что, с лыка уху варить?
– По закону жить! Не государева закона, так божеского побойся!
– Смехом зовешь! Что мне закон? – гордо надулся Зоб, – на меня в Москве уже грамота писана, жалуют меня сыном боярским! Подо мной теперь и Маковская, и Ямышская волость будут с тобой вместе! Убирайся, убогий, делай чего ты там делаешь? Молись, постись, быват, полегчает.
Аким за спиной Игната дал знак еще двоим подобраться поближе.
– Ступай, болезный, – посоветовал Плаха.
Однако взбешенного Олонца было уже не остановить:
– Добром тебе говорю!..
– А не то что? – зарычал Зоб, – Грозить?! Мне?!
Он сжал кулак и дернул головой, давая знак Плахе. Тот уже давно держал дубинку наготове и тут же ударил Игната по голове. Олонец, измученный тяжелой и бессонной дорогой, колодой свалился наземь. Двое других, Естафьев и Пронька Бобыль, подобравшиеся ближе тут же подскочили и принялись ожесточенно избивать Игната ногами. Слободские смотрели молча.
Зоб тихо подозвал Зубова:
– Натешатся, везите с Потапкой его подале. Бери свою да имлякову ветку, где-то тут он должен был оставить, прежде чем через волок идти с ябедой. Там его ветку и оставите. Гляди, чтобы Потапка своей рукой Имлякова зарезал. Сповяжи его кровью. Пора уже.
Пришел в себя Олонец уже в челноке-ветке. Все тело болело, один глаз заплыл вовсе, ныли ребра, отдавало в почках, все лицо саднило. Руки были сложены за спиной одна к другой и надежно связаны. Попробовал пошевелить ими и понял, что нечего и думать расшатать узлы и освободиться.
