Правда и кривда - [167]

Шрифт
Интервал

«Время пролетает над нами то как черная птица, то как белоснежный лебедь; непрочное и быстротечное оно заметает снегами, пылью забвения, а непреходящее поднимает в новой красе, не имеющей ни конца, ни края.

Великие годы, годы неспокойного солнца и жизни пролетели над землей. На пьедесталы мира встали те, кто со свинцом в груди покинул нас в войну, рядом с мадоннами встали в музеях наши милые девушки, и в новых жилищах на вечерних и ранних зорях матери родили сынов, возможно, тех, которые не будут знать страхов и вьюг войны, не будут знать кривды. Пусть только добрые вьюги цветения осыпаются в их колыбели и на их дороги».

Вот такое думалось учителю и писателю Григорию Заднепровскому, когда за воротами поликлиники Марко положил ему на ладонь два кусочка свинца, еще недавно шевелившихся возле сердца человека.

Григорий Стратонович долго взвешивал их на руке, долго присматривался к вишням в цвету, сквозь которые просеивались лучи предвечернего солнца, а потом неловко спросил у Марка:

— Последние?

— Последние.

— Напились же они, Марко, крови, аж дырчатыми стали и потемнели от нее.

— Рожденное злобой никогда не бывает светлым! Ну, как в селе?

— А ты, бедненький, будто и не знаешь? — прищурился Григорий Стратонович.

— Да знаю пятое через десятое, но хочу, чтобы ты обрисовал картину, — улыбнулся Марко. — У тебя это здорово иногда выходит.

— Подсмеиваешься над моими писаниями? — насторожился Григорий Стратонович.

— Горжусь твоей последней книгой! — обнял побратима Марко. — Буду ее брать с собой в поле.

— В самом деле? — растроганно посмотрел в карие глаза с теми золотистыми ободками, в глубинах которых то таился, то дрожал легкий туманец. — Что же в ней понравилось тебе?

— Прежде всего, Григорий, правда! Пусть она временами и горькой, и нелегкой, и полуголодной была, но это правда. Ее кое-кто хотел бы в литературе и везде видеть лишь в подрисованных румянцах и бумажных цветах, кое-кто хотел бы чирикать о медовых реках с кисельными берегами и не видеть, что не в каждом жилище есть хлеб на столе. Но теперь всюду наводится порядок, всюду! Богаче становятся наши сердца, и щедрее начинает родить земля. Сейчас даже чиновник, чиновник по должности и натуре, задумывается, как ему «на данном этапе» ухитриться, чтобы и гром пересидеть, и сухим к коммунизму хоть боком притереться: понимает, что последние осколки вынимаем из нашей жизни.

Побратимы подошли к открытому, припавшему пылью и пыльцой кленового цвета газику, Григорий Стратонович сел за баранку и с преувеличенным почетом кланялся Марку:

— Прошу садиться того, кто уже в бронзе стоит на площади!

— А ты и рад позлословить! — пренебрежительно скривился Бессмертный. — Читал твою заметку об этой персональной бронзе и так ругал тебя последними словами, что даже температура подскочила вверх.

— За что?! — чистосердечно удивился Григорий Стратонович.

— За то, что прилизал меня со всех сторон, и вышел я у тебя прямо знаменитым, сильным и лубочным Русланом Лазаревичем, который едет на чудо-юдо большое — на змея о трех головах, а прекрасная царевна Анастасия Вахромеевна встречает его. Тьху!.. Словом, перевели некоторые деятели государственную бронзу еще и радуются от этого.

— Цыц, не умничай, ворчун, это уж не твоего ума дело. Не надо было снова выскакивать в Герои, — засмеялся Григорий Стратонович.

— Он еще и хохочет.

— Потому что есть от чего… Позавчера вечером возле твоего монумента застал Безбородько…

— А он вернулся в село, после всех служб? — оживился Марко.

— Не знаю, вернулся или возвратили, но ищет новую работу — не бей лежачего.

— Руководящую?

— А какую же иначе?..

Друзья выехали на окраину города. Вокруг под белыми тучами буйно цвели сады, придорожные клены осыпали последнюю пыльцу, на обочинах дороги по-детски трогательно засыпали одуванчики, и только без живого цвета мрачно серела старая тюрьма. Вдруг из ее настежь раскрытых ворот выскочило несколько человек и побежало к дороге, где стояла небольшая гурьба с лопатами в руках.

Григорий Стратонович в удивлении остановил машину. В это время, как в немом кино, неуклюже зашевелилась, перекосилась тюрьма; распухая, она изнутри загремела громом и вмиг забилась пыльной тучей, выворачивая из своего нутра кирпич и камни.

— Вот и все! — взволнованно отозвался чей-то голос.

Марко выскочил из машины и быстро подошел к людям, весело присматривающимся к тем темным клубкам, что до этого мгновения назывались тюрьмой. Корреспондент областной газеты узнал Марка, озабоченно поздоровался и опустился на колено дописывать заметку об уничтожении того, что отжило.

— Что будет вместо нее? — спросил у него Марко.

— Городской сад, — оторвался корреспондент от своего писания, и вдруг его лицо стало мечтательным. — И знаете, каких больше всего посадим здесь деревьев?

— Нет, не знаю.

— Черешен! Чтобы люди и цветом любовались, и, отдыхая, могли себе ягоду сорвать. Бегу! — и он в самом деле побежал к тому месту, над которым оседала последняя пыль давних времен…

Из-за садов, как из туч, выплыла полнолицая луна, в листве зашуршала роса, неподалеку отозвался соловей, зовя к себе соловьиху: даже взрыв сотен килограммов тола не ошеломил птичье щебетание и любовь.


Еще от автора Михаил Афанасьевич Стельмах
Всадники. Кровь людская — не водица

В книгу вошли два произведения выдающихся украинских советских писателей Юрия Яновского (1902–1954) и Михайла Стельмаха (1912–1983). Роман «Всадники» посвящен событиям гражданской войны на Украине. В удостоенном Ленинской премии романе «Кровь людская — не водица» отражены сложные жизненные процессы украинской деревни в 20-е годы.


Гуси-лебеди летят

Автобиографическая повесть М. Стельмаха «Гуси-лебеди летят» изображает нелегкое детство мальчика Миши, у которого даже сапог не было, чтобы ходить на улицу. Но это не мешало ему чувствовать радость жизни, замечать красоту природы, быть хорошим и милосердным, уважать крестьянский труд. С большой любовью вспоминает писатель своих родных — отца-мать, деда, бабушку. Вспоминает и своих земляков — дядю Себастьяна, девушку Марьяну, девчушку Любу. Именно от них он получил первые уроки человечности, понимание прекрасного, способность к мечте, любовь к юмору и пронес их через всю жизнь.Произведение наполнено лиризмом, местами достигает поэтичного звучания.


Четыре брода

В романе «Четыре брода» показана украинская деревня в предвоенные годы, когда шел сложный и трудный процесс перестройки ее на социалистических началах. Потом в жизнь ворвется война, и будет она самым суровым испытанием для всего советского народа. И хотя еще бушует война, но видится ее неминуемый финал — братья-близнецы Гримичи, их отец Лаврин, Данило Бондаренко, Оксана, Сагайдак, весь народ, поднявшийся на священную борьбу с чужеземцами, сломит врагов.


Над Черемошем

О коллективизации в гуцульском селе (Закарпатье) в 1947–1948-е годы. Крестьянам сложно сразу понять и принять коллективизацию, а тут еще куркульские банды и засады в лесах, бандиты запугивают и угрожают крестьянам расправой, если они станут колхозниками.


Большая родня

Роман-хроника Михаила Стельмаха «Большая родня» повествует о больших социальных преобразованиях в жизни советского народа, о духовном росте советского человека — строителя нового социалистического общества. Роман передает ощущение масштабности событий сложного исторического периода — от завершения гражданской войны и до изгнания фашистских захватчиков с советской земли. Философские раздумья и романтическая окрыленностъ героя, живописные картины быта и пейзажи, написанные с тонким чувством природы, с любовью к родной земле, раскрывают глубокий идейно-художественный замысел писателя.


Чем помочь медведю?

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.