Правда - [5]
— Ах, это... — смутился Кржижановский. — Видите ли, г-н... товарищ Ленин — можно я так буду вас называть?
— Да ради бога, — сказал Ленин. — Можно просто Ильич. Я к этому привык.
— Вообще-то рядовым членам партии об этом не известно, но... В действительности никакого Троцкого не существует... Эта личность возникла несколько лет назад из случайной обмолвки. Но потом оказалось, что Троцкий очень полезен. Он, знаете ли, способствует сплочению других членов партии в различных дискуссиях. Ему дают отпор, его ставят на место; потом, иногда у руководителей бывает необходимость запустить в массы для обкатки какую-нибудь идею, которую не совсем прилично озвучить самим... Это — жупел, символ, если хотите...
— Понимаю. Мальчик для битья.
— Это вы грубовато выразились... Хотя... Я вижу в вас необыкновенно умного человека. Вы не желаете примкнуть к нашему движению?
— А вы можете это устроить?
— Думаю, да... Я пользуюсь некоторым авторитетом у товарищей.
— Сколько вы за это хотите?
— Прошу прощения?..
— Ну, какой процент я должен буду отстегнуть? — доверительно шепнул Ленин.
— Боюсь, товарищ Ленин, вы не совсем поняли суть нашего движения. Это не коммерческое предприятие.
— В таком случае зачем мне к нему примыкать?
— Воля ваша-с, — ответил Кржижановский сухо. Он был обижен.
Тем временем очередной выступающий, сорвав жиденькие аплодисменты, покинул эстраду, но никто на его место не вышел: сидели перешептываясь и явно ждали чего-то или кого-то.
— А заправляет этой лавочкою кто? — спросил Ленин Кржижановского. — Директор, председатель или как там у вас называется...
— Партия — не лавочка... Есть секретариат... Хотя по сути вы, конечно, правы, — сказал честный Глеб Максимилианович: он уже простил Ленину его цинизм. (На Ильича просто невозможно было долго сердиться.) — Секретариат секретариатом, а в действительности бразды правления держит один человек. Его сейчас ждут: он должен выступить. Он порою задерживается. Очень, очень занятой человек. Конспиратор. На днях в очередной раз совершил дерзкий побег с каторги. На нем все держится.
— Еврей?
— Ни в коем случае. Вроде бы поляк, как и ваш покорный слуга... Говорят, происходит из очень древнего, аристократического рода. Кажется, он был монахом... Никто в точности не знает. Он весь — сплошная загадка. Кстати, это он придумал, как нам использовать Троцкого... Необыкновенного ума человек.
Внезапно свет погас, и быстрое ледяное дуновение пронеслось по залу; когда мгновение спустя вновь стало светло, на возвышении, служившем эстрадою, стоял высокий худой человек, одетый в черную крылатку. Он был нервен и гибок, как хищная кошка; аскетически строгое, бледное лицо его с острой русой бородкою было красиво почти женственною красотой, и прежде всего обращали на себя внимание удивительные глаза — прозрачно-зеленые, ледяные, с узким змеиным зрачком. Ленин усмехнулся, но все же не мог не оценить этого театрального появления. «Сразу видно прирожденного вождя, — подумал он. — Ну-тка, ну-тка, послушаем шляхтича...»
Человек в черном еще с полминуты стоял молча и глядел на зал, словно гипнотизируя его; потом лицо его вдруг сделалось мирным, почти обыденным, и он сказал с интонацией почти будничной:
— Буду краток. — Тонко вырезанные ноздри его трепетали; тень от ресниц ложилась на скулы; зрачки пульсировали, то сужаясь в иглу, то расширяясь так, что затапливали почти всю нежно-зеленую радужку. («Кокаинист», — безошибочно определил Ленин: в своих скитаниях он навидался всяких оригиналов.) — На повестке вопрос о партийной дисциплине. — Он говорил с легким, но неприятным польским пришепетыванием.
— Как его имя? — спросил Ленин.
— Никто не знает его имени, — еле слышным шепотом отозвался Глеб Максимилианович: как и остальные участники съезда, он весь как-то сник при появлении черного человека. — У него тысячи имен. И тысячи лиц.
— Но как-то вы к нему обращаетесь?
— Честно говоря, мы стараемся без особой надобности к нему не обращаться... Он позволяет называть себя Феликсом Эдмундовичем. За глаза его зовут Железным.
— Почему железным? — заинтересовался Ленин. Но Кржижановский не ответил ему и лишь умоляющим взглядом призвал к молчанию. Впрочем, Ленин тотчас и сам догадался о происхождении этого странного имени, ибо оратор говорил следующее:
— ...итак, о партийной дисциплине. Партийная дисциплина должна быть железная. Железо должно быть закалено в горниле борьбы. Наша жизнь — жизнь солдат, у которых нет отдыха. Некогда думать о себе. Мы в аду. Работа и борьба адская...
«Обычный пустозвон, — подумал Ленин. — Похоже, и впрямь был монашком — то-то у него через каждое слово геенна огненная...» Он был ужасно разочарован.
— ...Вся наша работа — одно непрерывное действие, — продолжал пугать собравшихся черный человек. — История выдвинула нас на передовую линию огня, наша воля зовет нас бороться, открытыми глазами смотреть на всю опасность грозного положения и самим быть беспощадными, чтобы растерзать врагов. Для этого дисциплина должна быть железная, подчинение — беспрекословное...
— Вы призываете к нетерпимости! — выкрикнул кто-то из зала.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.