Праславянская письменность (результаты дешифровки) - [87]
Мои представления о направлении письма, отличные от представлений Г. В. Алексеева, тем не менее сложились под влиянием наблюдений, сделанных этим исследователем: надписи на печатях читаются слева направо; слева направо читаются они и на оттисках, при том, что текст на оттисках является продолжением текста на печатях. Например:
- PA БА (текст на печати);
- БА РА (текст на оттиске); полный текст: РА БА БА РА (раба господина).
Б. Число основных знаков и система письма. Число основных знаков «по Гэдду и Смиту - 400, по Хантеру - 150». Даже если исключить варианты знаков, число знаков будет находиться где-нибудь посередине между обеими цифрами. «Таким образом, - считает П. Мериджи, - мы имеем дело со смешанным идео-фонографическим письмом, в котором преобладают идеограммы (выступающие иногда в функции детерминативов) и фонетические знаки (скорее всего, «слоговые»). При этом, очевидно, относительно редкие, очень близкие к рисункам знаки, стоящие почти исключительно в начале слов, должны рассматриваться как идеограммы, а наиболее частые, простые по форме знаки, употребляющиеся в любой позиции в слове (преимущественно же - в конце слов) и обычно дополняющие начальные идеограммы, должны рассматриваться как фонетические знаки.
По мнению финских и датских исследователей, «число основных знаков весьма ограниченно по сравнению с примерно 2000 знаков в шумерском письме. Если считать лигатуры и графические варианты разными знаками, то общее число знаков в письме индцев достигнет 300, во всяком случае - между 250 и 350 (но не свыше 400, как считается обычно)». Интересна таблица, которую приводят исследователи группы А. Парпола в своей работе по дешифровке надписей «цивилизации долины Инда». Таблица показывает частотное распределение основных знаков.
КОЛИЧЕСТВО ЗНАКОВ С ДАННОЙ ЧАСТОТОЙ
800 И ВЫШЕ
1
200 И ВЫШЕ
6
100 И ВЫШЕ
24
50 И ВЫШЕ
46
20 И ВЫШЕ
86
10 И ВЫШЕ
103
Большая часть остальных знаков, по их мнению, - это лигатуры и варианты основных знаков.
«Индское письмо» исследователи группы А. Парпола предположительно относят к «логографической или логосиллабической системе письма». В работе «Дешифровка протодравидских надписей цивилизации долины Инда» они дают «расшифровку» своих представлений о системе протоиндийского письма: «В настоящее время ясно, что это чисто логографическое письмо, основанное на так называемом принципе ребуса. Это означает, что
1. Каждый знак символизирует некую вещь или понятие и (вторичным образом) обозначает звучание слова (из одного или более слогов) , соответствующего этому понятию;
2. Отдельное слово может читаться фонетически, то есть как последовательность звучаний, не зависящих от смысла данного графического смысла.
Как и в других синхронных письменностях, здесь также есть лигатуры или комбинации двух или более основных знаков и графические варианты основных знаков, полученные из них добавлением диакритик в виде черточек или линий. Кроме того, в письменности долины Инда существуют детерминативы, как во всех других письменностях того же периода. Детерминативы не имеют фонетического чтения, они определяют область применения знака, с которым употребляются или, другими словами, отграничивают значение».
В последующих своих статьях исследователи группы А. Парпола склонны считать, что письменность долины Инда - логосиллабическая (словесно-слоговая).
«Поскольку существуют альтернативные гипотезы, согласно которым протоиндийское письмо является либо иероглифическим, либо слоговым, типа индийского письма брахми» , советские ученые группы Ю.В. Кногюзова произвели подсчет «частоты появления знаков в египетской иероглифике, индийском письме брахми и протоиндийских текстах» и пришли к выводу, что «протоиндийское письмо имеет иероглифический характер» [71].
«В пользу этого, - считают советские исследователи, - говорит и общее число дошедших до нас протоиндийских знаков, превышающее 300, и «рисуночный» характер большого количества знаков».
В свете новейших данных представления Б. Грозного по вопросам, которые освещаются в данном параграфе, звучат как некий анахронизм. Б. Грозный считал, что «протоиндийское письмо - фигурное, но уже фонетизированное, слоговое… В нем… есть несколько идеограмм… и довольно большое количество фонетических слогов»; «число главных фонетических знаков», по Б. Грозному, 50. По Б. Грозному, протоиндийское письмо «монофонное, каждый знак включает согласную с гласной и лишь немногие знаки соответствуют отдельной гласной. Сочетание более двух звуков является исключением».
Мои представления о системе и строе протоиндийского письма практически полностью повторяют представления Б. Грозного: протоиндийское письмо слоговое, слоги только открытые - типа СГ (согласный + гласный) и Г (гласный).
Среди 135 наиболее часто встречающихся знаков протоиндийского письма (по П. Меридже, Б. Грозному, Ю. В. Кнорозову) я различаю:
I. Основные (первичные) знаки, обозначающие слоги типа СГ и Г, - всего 96 знаков и в их числе:
а) линейные знаки - 86-91 знак;
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Обновленное и дополненное издание бестселлера, написанного авторитетным профессором Мичиганского университета, – живое и увлекательное введение в мир литературы с его символикой, темами и контекстами – дает ключ к более глубокому пониманию художественных произведений и позволяет сделать повседневное чтение более полезным и приятным. «Одно из центральных положений моей книги состоит в том, что существует некая всеобщая система образности, что сила образов и символов заключается в повторениях и переосмыслениях.
Андре Моруа – известный французский писатель, член Французской академии, классик французской литературы XX века. Его творческое наследие обширно и многогранно – психологические романы, новеллы, путевые очерки, исторические и литературоведческие сочинения и др. Но прежде всего Моруа – признанный мастер романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др. И потому обращение писателя к жанру литературного портрета – своего рода мини-биографии, небольшому очерку о ком-либо из коллег по цеху, не было случайным.
Андре Моруа – известный французский писатель, член Французской академии, классик французской литературы XX века. Его творческое наследие обширно и многогранно – психологические романы, новеллы, путевые очерки, исторические и литературоведческие сочинения и др. Но прежде всего Моруа – признанный мастер романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др. И потому обращение писателя к жанру литературного портрета – своего рода мини-биографии, небольшому очерку, посвященному тому или иному коллеге по цеху, – не было случайным.
Как литература обращается с еврейской традицией после долгого периода ассимиляции, Холокоста и официального (полу)запрета на еврейство при коммунизме? Процесс «переизобретения традиции» начинается в среде позднесоветского еврейского андерграунда 1960–1970‐х годов и продолжается, как показывает проза 2000–2010‐х, до настоящего момента. Он объясняется тем фактом, что еврейская литература создается для читателя «постгуманной» эпохи, когда знание о еврействе и иудаизме передается и принимается уже не от живых носителей традиции, но из книг, картин, фильмов, музеев и популярной культуры.
Что такое литература русской диаспоры, какой уникальный опыт запечатлен в текстах писателей разных волн эмиграции, и правомерно ли вообще говорить о диаспоре в век интернет-коммуникации? Авторы работ, собранных в этой книге, предлагают взгляд на диаспору как на особую культурную среду, конкурирующую с метрополией. Писатели русского рассеяния сознательно или неосознанно бросают вызов литературному канону и ключевым нарративам культуры XX века, обращаясь к маргинальным или табуированным в русской традиции темам.