Прачечная на перекрестке - [8]

. Я не хочу. Мне лучше не заводиться. Потому что, если я скажу, что хочу работать, надо будет сказать, что не могу все время сидеть и ждать, когда придет он или не придет… вообще. Он спросит, что значит это «вообще». А я должна буду сказать, что все знаю. Знаю, чем он занимается и лжет мне, знаю, что не любит. Он спросит: «Ты что, развода захотела?» А я не хочу, чтобы он это говорил…

АЛЬБЕРТА. А-а… значит, вы не знаете…

ДИДИ (твердо). Я однажды не выдержала и позвонила в кегльбан, спросить, нет ли его. А бармен говорит: «Тебе? Он только что ушел, малышка. Жди». Хоть бы он провалился в сточную канаву, черт!

АЛЬБЕРТА. Диди!

ДИДИ. Пусть бы у него молния заела! Пусть бы у него носки всегда были в дырках! Пусть бы у него правый поворот отказал. И пусть его бейсбольная шапочка провалится в навозную жижу! (С силой бьет ногой по одной из тележек).

АЛЬБЕРТА. ДИДИ!

ДИДИ. Что, Диди? Вчера вечером я решила: «А что, если его удивить и пойти сыграть с ним несколько партий в шары», спустилась в боулинг-бар, только начала зашнуровывать ботинки, смотрю, а они стоят на двенадцатой полосе и смеются. Одной рукой он поглаживал ее волосы, а другой — точно так же, ласково — шар. Не знаю, как я оттуда выбралась. Я ее уже давно заприметила: она преподает на курсах по похуданию. Такая хлипенькая, а чем-то приворожила. Ходит обычно в розовом трико. У нее даже волосы и то — тоненькие. Но возможно она сможет его отравить или еще что-нибудь в этом роде придумает. У-у, как же я его ненавижу.

АЛЬБЕРТА. Надеюсь, вы это не всерьез.

ДИДИ. Он подлец и дурак. Я все ждала, что он поумнеет, а он никак. Мерзавец. Я же не такой лопух: раз говорю «дурак», значит дурак и есть. Я все думала, он притворяется, пока не поняла что он такой…

АЛЬБЕРТА (завершая ее фразу). Дурак и подлец.

ДИДИ. И чего я с вами разболталась? Вы ведь все равно не поймете, что это значит, когда вас обманули.

АЛЬБЕРТА. Хорошо, у вас хотя бы есть деньги.

ДИДИ. Зачем?

АЛЬБЕРТА. В крайнем случае, вы можете пожить у матери, пока не найдете квартиру.

ДИДИ. Ну уж кому-кому, а ей скажу в последнюю очередь.

АЛЬБЕРТА. Мне кажется, вам было бы хорошо устроиться на телефонную станцию.

ДИДИ. А как он будет питаться? За все время, что мы вместе, он один раз решил себе сделать яичницу. Яйцо выскользнуло — и прямо в раковину. Но так как больше яиц не было, он сгреб его и взахлеб проглотил. (В такой несколько странной манере выражает мысль, что она ему нужна).

АЛЬБЕРТА. Что, сразу целиком?

ДИДИ. Я люблю, когда он приходят. Обязательно подхватит меня и кружит в воздухе…

АЛЬБЕРТА. Он что, целое яйцо проглотил? (Скептически).

ДИДИ. Вы хуже моей матеря (сердито). Он будет известным гонщиком, и я хочу быть рядом с ним.

АЛЬБЕРТА. Чтобы он поливал вас пивом? (С отвращением).

ДИДИ. Да, пусть поливает пивом. (Отчужденно).

АЛЬБЕРТА(проверяет одну из сушильных машин. Понимает, что сказала лишнее). Он мог прийти и не включить света. Если хотите, можете пойти и проверить. Я посмотрю за вашими вещами.

ДИДИ. Хотите отделаться от меня, а?

АЛЬБЕРТА. Совсем не хочу.

ДИДИ. Тогда чего вы сами здесь торчите? Идите за порошком, чтобы отмыть рубашку. Вы не только не хотите со мной разговаривать, вы даже не даете мне вымыть вашу рубашку. Что, мои руки слишком грязные, чтобы касаться сорочки вашего Герберта? Не знаю, может я и неряха, но во всяком случае не заразная.

АЛЬБЕРТА. Я просто не хочу ее стирать.

ДИДИ. Совсем не поэтому. Просто ваш Герберт такой расчудесный! И вы его так любите! И так аккуратно стираете его белье! Я, конечно никогда не сумею так опустить рубашку в машину, как это делаете вы! А если пятно не отмоется, и Герберт будет недоволен. Не дай бог, вы поссоритесь, и это разрушит ваш идиллический мир, где все так мило и спокойно, и все только и делают, что возделывают сад и при этом нежно воркуют. Нет, вы или себе все врете, или мне. Нет такого идеального человека, чтобы нельзя было вымыть его рубашку! Нет! А по вас можно подумать, что он святой! Или — мертвый, я вы молитесь на его рубашки!

АЛЬБЕРТА. Что мне нужно сделать, чтобы вы оставили меня в покое?

ДИДИ. Он что, правда, умер? (Чувствуется, что ей не по себе).

АЛЬБЕРТА. Да.

ДИДИ. Ну и дура же я.

АЛЬБЕРТА. Вы…

ДИДИ. Ну, скажите, скажите. Скажите мне что-нибудь ужасное.

АЛЬБЕРТА (медленно, но без злости). Вы просто не знаете, когда надо помолчать.

ДИДИ. Хуже. Я не знаю, как это сделать (ненавидят себя за то, что сделала).

АЛЬБЕРТА. Вы — совсем не глупенькая, детка. И не разрешайте никому говорить вам этого, о'кей? (Снимает очки и трет глаза).

ДИДИ. Простите, миссис Джонсон, я что-то такое натворила! Вы, наверное, давно мечтали, чтобы вот так сюда приехать, чтобы никто не мешал постирать… постирать его вещи… А я ворвалась и все испортила.

АЛЬБЕРТА. Я действительно, довольно долго сдерживала себя, не могла на это решиться…

ДИДИ чувствует себя крайне неловко. Она хочет что-то спросить, но с усилием сдерживается.

Герберт умер прошлой зимой, как раз накануне дня рождения.

ДИДИ. Это вы тогда ему купили грабли?

АЛЬБЕРТА. Он был такой любопытный, я вам говорила: ему всегда ужасно хотелось знать, что я делаю на кухне. А я как раз готовила его любимый пирог. И попросила вынести мусор. А он не хотел отходить и говорит: «Давай подождем, пока у него вырастут ноги».