Пожиратели звезд - [24]

Совершенно успокоенный, Альмайо вернулся к себе в резиденцию и мирно провел ночь с двумя девицами, доселе им не изведанными. На следующий день вечером он пригласил на ужин нескольких друзей и своего американского адвоката, приезжавшего проинформировать его о том, как развиваются его деловые предприятия в Штатах; в честь своих гостей он организовал частное представление нового спектакля, подготовленного в кабаре «Эль Сеньор».

Он с нетерпением ждал этого вечера: к жонглерам, акробатам, чревовещателям, магам – ко всем, кто одарен необычайным талантом и кажется неподвластным законам природы, – он питал настоящую страсть.

Но едва генерал лег в постель, как на улицах разразилась стрельба, а телефоны начали буквально разрываться от звона. Взбунтовалась полиция и сожгла своего шефа, предварительно его кастрировав. Специальные подразделения безопасности атаковали казармы полиции, где наткнулись на активное сопротивление; одновременно им пришлось бороться с сотнями внезапно возникших на крышах домов вооруженных студентов с черно-желтыми нарукавными повязками Фронта Освобождения. К трем часам ночи все расквартированные в столице полки сражались между собой: бронетанковые части перешли на сторону мятежников юга, тогда как пехота оставалась верной правительству. Возникла необходимость в бомбардировке улиц столицы, что передавало авиации все полномочия в решении вопроса об исходе борьбы – чрезвычайно опасная ситуация: если вероятность перехода на сторону коммунистически настроенных элементов командующего воздушными силами генерала Санта и была невелика, тем не менее, будучи большим умельцем по части вытаскивания каштанов из огня, он вполне мог провернуть операцию в свою пользу.

Но Альмайо удивляла и приводила в замешательство не взбунтовавшаяся армия: молодых, алчных, честолюбивых офицеров, не желающих больше терпеть мрака посредственной жизни, на которую их обрекали невысокие звания, там всегда хватало. Вполне естественно: армия для того и существует, чтобы захватывать власть, и если он поставил во главе ее самых верных своих друзей, то вовсе не потому, что доверял им, просто он знал, что они не способны сговориться между собой. Откровением для него стали не офицеры, не студенты, а маленький человек: крестьяне, торгующие на рынках, рабочие, martojados, «те, кому не на что рассчитывать» и кто ровным счетом ничего не выигрывал во всей этой истории. Почти безоружные – это он всегда держал под контролем, – они выступили против него: потрясая ножами, камнями и мачете или даже с голыми руками пошли на сохранявшие ему верность воинские подразделения, грудью защищая тех, кто с ружьями и пистолетами стоял за их спинами.

Настоящее безумие, не поддающееся никаким объяснениям: люди эти были его братьями по крови и всегда видели в нем, его «кадиллаках», его могуществе и жестокости воплощение всех своих чаяний. Он вернул им надежду, доказав, что такой же, как они, человек может иметь самых красивых женщин, самые большие дворцы, самые роскошные машины; он помог им жить. Нет, жилось им, конечно, не лучше, чем прежде, но благодаря ему им лучше мечталось: он открыл их мечтам дорогу в будущее. И тем не менее теперь эти сукины дети все, как один, восстали против него; его нисколько не удивляла их неблагодарность, но их гнев и решимость были недоступны его пониманию. В тот момент, когда его машина с трудом пробивалась к резиденции, он видел многотысячные ревущие толпы – люди шли, держась за руки, и пели. И хотя они действовали совершенно неорганизованно и абсолютно не способны были на согласованные действия, тем не менее против них необходимо было бросить подразделения сил безопасности, в результате чего некоторые пехотные части и авиация оказывались один на один с взбунтовавшейся полицией и танковыми полками.

Резиденция располагалась на склоне горы, на высоте трехсот метров над жилыми кварталами, в комнатах работали кондиционеры, окна были наглухо задраены, но все равно Альмайо сквозь треск пулеметных очередей ясно слышал то нарастающий, то затихающий гул, похожий на шум разбушевавшегося моря: глас народа. Он привык воспринимать его лишь как праздничную толпу в свете вспышек фейерверка, восторженно вопящую от веселого треска петард под зажигательную музыку macumbas, в шипении красных, зеленых и желтых – цвета революции – ракет. Ясно как день: с этими собаками он был слишком благодушен; ведь знал же, что они жестоки, неблагодарны и не прощают ни малейшего проявления слабости; никак нельзя сказать, что он недооценивал их. Просто всегда считал, что пользуется популярностью.

Ведь на протяжении веков они поклонялись лишь кровавым и безжалостным богам, и он думал, что с их стороны ему ничего не грозит, ибо в глазах народа он был воплощением самой древней его мечты: мечты об ужасающем могуществе. Наверное, они пришли в ярость оттого, что почувствовали себя обманутыми, поскольку его нынешние неприятности, с их точки зрения, были доказательством того, что не покровительствует ему никакая сверхъестественная сила. Вот они и впали в развеселое настроение, в кровожадном исступлении намереваясь заставить его дорого заплатить за свою попранную мечту. Он всего лишь один из них. А таких вещей не прощают.