Поздняя латинская поэзия - [157]

Голову низко склонил косматую; чистым потоком

Слезы бегут по щекам, пополняя иссякшие струи;

Спутаны руки его за спиной, но путами служат

45 Лозы; сами собой, орошенные пленною влагой,

Свежей листвой зеленеют они, обвивая предплечья.

Скована, рядом идет жена, что похитила мужа;[991]

Скрыться пред светочем дня не дозволили ей, и Аврора,

Рдяный потупивши лик, пламенела алым румянцем.

50    Также и Феникс там был; потерявший корицу, страшился

Он, что смерть уж к нему не будет впредь благосклонна.

Пленная следом идет толпа, неся на подносах

Груз индийских богатств: тут и золото с деревом черным,

И слоновая кость, и жемчужины светлые, с темной

55 Сняты груди; кто не нес ничего, был в душистые цепи

Ввергнут, но по душе — видно сразу — пленникам пытка:

Путы зеленые их ароматом дышат фиалок.

  Шествует стадо слонов в череде добычи последним;

Видом они безобразны, темны; не опасно железо

60 Коже морщинистой их; не пробьют свирепые копья

Панцирь природный слона; где натянута туго, где в складках,

Твердая кожа гремит, и, морщины ее сотрясая,

Может отбрасывать зверь летящие пики и стрелы.

  Чуть лишь по воздуху путь направить успел победитель

65 К Фивам, ввысь облаков вознеся свой триумф вакханальный,

Как увидал от вершин Аонийских спешащего Феба.

Правит грифонами он; на изогнутых клювах уздечки

Лавра листами шуршат; зеленеют висящие вожжи,

Свежим обвиты плющом; по дорогам земным и воздушным

70 Медленно зверь крылатый летит, чтобы взмахом поспешным

Крыл невзначай не сломать шлеи — ползучие лозы.

Вечной гладкостью щек блещет бог; над висками разросся

Плющ, и злато волос золотую метет колесницу;

Слева лира висит, чье летит широко сладкозвучье,

75 Древний Пифон отчеканен на ней; а справа — стрелами

Полный колчан и струна, издающая звуки иные.

Шли пимплеады[992] вокруг, и в тени девяти одеяний

Двигалась тихо средь них колесница делосского бога.

Стройный треножник обвив, целительный змей эпидаврский

80 Свесил шею с него, священным налитую ядом.

Рядом крылами Пегас, из волос рожденными, плещет,[993]

Едет на нем Кротон, чьи речисты ученые ноги.

   Только лишь с хором хор повстречался, поднялись братья,

Чтобы обняться, но был Эван медлителен боле:

85 Стыдно ему показать, когда встанет, что ноги нетверды.

Феб вопрошает: «Куда ты держишь путь? Неужели

В Фивы зловредные, Вакх? Но ведь богом тебя не согласен

Сын Эхиона признать.[994] Так покинь же, покинь эти стены,

Вместе со мной поверни колесо. Не снисходит Агава

90 Чтить тебя, а Ниоба меня. Стала гордая камнем,

Сколько видела ран, столько ран получила во чрево;

Смерти желала, но казнь милосердье навеки продлило:

Часто жесточе всего — пощадить и оставить на муки.

Да и Пенфеева мать — не затем ли к ней разум вернется,

95 Чтобы безумье сильней обуяло убившую сына?

Будем ли в силах с тобой обитать на холмах Аонийских

В дни, когда ложем отца завладеет отцеубийца,[995]

Сделавшись братом своих сыновей и матери мужем,

Сам себе отчимом став? Коль пойти ты согласен со мною,

100 Я укажу, где вдвоем на земле оснуем мы обитель.

   Место есть, где с Гарумной, чей ток через камень катится,

Ты, что к морю несешь свои столь же быстрые волны

И прорываешь валы песка, ты, о пенный Дураний,

Струи сливаешь, и вы замедляете бег понемногу.

105 Там устремляется понт вам навстречу и вспять отливает,

То отвергая, то вновь вбирая воды речные.

Там и Гарумна сама, луной растущей влекома,

Бурные струи свои вздымает валами и мощно

Гонит их вверх по руслу, так что кажется, будто к истоку

110 Вниз под уклон, а не в гору бегут быстротечные воды.

Хоть получает тогда от сестры переполненной меньше

Влаги меньшой ее брат, но взбухает от вод океанских

Также и он, свои берега превращая в морские.

Там между рек (но ближе к одной) врезается в небо

115 Пик высокий: узрит он владык своих, вознесенных

Выше него, возгордясь рожденным здесь же сенатом.

Родоначальником их Павлином Понтием[996] будет

В дни, когда над страной воцарится пришелец латинский,

Стенами он обнесен, и башни в небо вонзятся;

120 Пусть на кровлях у них пребудет спасенье и Слава

В блеске слиянном: тогда ни машина осадная стены,

Ни подведенный к ним вал, ни удары тарана, ни насыпь,

Ни катапульта, что вдаль мечет мощные с грохотом глыбы,

Ни колесо, что бежит, когда лестницы недруг приставил,

125 Ни черепаха,[997] ни кров навесной разрушить не смогут.

Мнится, я вижу твое грядущее, Бург (ибо зваться

Бургом ты будешь): дома от реки поднимутся в гору

И среди стен крепостных воздвигнутся пышные термы.

Здесь, когда бурный прибой вздымают черные ветры,

130 Скал щелистых стена, над рекой встающая круто,

Вдруг начинает реветь, и поток, об утес раздробляясь,

Прядает ввысь и на крыши домов низвергается ливнем.

Часто морочит волна мореходов потешным крушеньем:

Вверх вздымает суда, а потом, когда буря минует,

135 После отлива они в городских остаются купальнях.

Сколько колонн — и каких — там возносят высокую кровлю!

С ними сравнитесь ли вы, пурпурной Синнадской пещеры

Бледность бесценная? холм нумидийский, что цвета слоновой

Кости камни дает? с травянистыми жилками мрамор?

140 Пароса мне не нужна белизна, Карист мне не нужен,

Дешев кажется мне с красных скал свисающий пурпур.