Поздняя латинская поэзия - [141]

Без призвука, однако, тяжкой трудности,

Без блеска, суеты, высокоумия?

Тогда начни: нашел ты то, что надобно;

10 Теперь порхай по веселящим зрелищам.

3. ОБРАЩЕНИЕ К СВОЕЙ КНИГЕ [867]

Если, книжка, твой путь — к книгохранилищам

Тех вельмож и того пышного форума,

Где у каждого свой вкус из читателей,

Если прочь ты ушла от сочинителя,

5 У которого ты в пасмурной хижине

Только книжных червей тешила пищею,

Если взор на тебя бросит презрительный

Карфагенская чернь или же римская,

Ты скончайся с таким скромным двустишием:

10 «Лучше жизнь провождать у очагов своих,

Чем искать похвалы ложно заманчивой».

4. ПОЧЕМУ В ЭТОЙ КНИГЕ ТОЛЬКО МАЛЕНЬКИЕ ЭПИГРАММЫ [868]

Ежели кто упрекнет, что эта короткая книга

  Вся состоит из таких тоже коротких стихов,

Пусть он припомнит: и год из маленьких месяцев сложен,

  И ни зимой, ни весной дни не бывают длинны;

5 Пусть он подумает: часто от малого большая прибыль,

  Даже приятным вещам мера бывает нужна.

Если же краткость моя нимало ему не приятна,

  Тоже неплохо: зато раньше придет ей конец.

Будь моя книга из нескольких книг, да к тому же и длинных, —

10   Верно, была бы она хуже и много скучней.

5. О РЫБАХ, ПРИНИМАВШИХ КОРМ ИЗ РУК [869]

Рыба, вскормленная в доме, в водоеме царственном,

Каждый день, разинув ротик, просит пропитания

И плывет на зов, не труся ни крючка, ни невода.

Хорошо ей плавать между берегом и берегом,

5 Вдалеке от бурь мятежных и опасных омутов, —

У нее свое здесь море и свое приволие.

Так-то, нежною головкой живо шевелящую,

Научает даже рыбу голод красноречию.

6. О РУЧНОМ ВЕПРЕ, ВСКОРМЛЕННОМ В ТРИКЛИНИИ [870]

Вепрь, для бога войны рожденный жить на кручах гор,

В чащах круша дерева, шумящие под бурями,

Корм принимает из рук в чертогах раззолоченных,

Буйный смиряя нрав привычкою к покорности.

5 Он беломраморных стен не тронет бивнем пенистым,

Комнатных пышных убранств копытом не запачкает —

Так он жмется и льнет к руке господской ласковой,

Словно в служители взят не Марсом, а Венерою.

7. О ЕГИПЕТСКОМ ВОЗНИЦЕ, КОТОРОГО НИКТО НЕ МОГ ОБОГНАТЬ [871]

Сын богини Зари, под Троею ратовал Мемнон

  И, сокрушенный, пал от Пелеидовых рук.

Ты же, как видно, рожден не Зарею, а черною Ночью,

  Твой отец — Эол, ветры же — братья твои.

5 Нет, не родится Ахилл, который тебя одолеет:

  Ликом ты с Мемноном схож, долей, однако, не схож.

8. О БЕШЕНОМ ГРАММАТИКЕ

Ты, знаток стихов и поэтов древних,

Что, кичась, детей обучаешь малых,

И кому юнцы, замирая, внемлют,

Словно ты в речах изощрен, наставник,

5 Почему, ответь, устрашая гневом,

Ты на руку скор и на бич, почтенный?

Видя этот гнев, поневоле скажешь:

Не грамматик ты, недостоин быть им,

Но причислен будь ты к Орестам буйным.

10. КАРЛИКУ, ГНЕВЛИВОМУ И КРИКЛИВОМУ

Телом и голосом ты подобен крикливым цикадам;

  Те хоть зимою молчат, ты не молчишь никогда.

Только начнешь — и трудно понять, откуда твой голос:

  Ищем, где же крикун, и никого не найдем.

5 Как уместился столь яростный гнев в столь маленьком теле?

  Легок, приятель, твой вес, но тяжеленек твой нрав.

11. РАЗВРАТНИКУ, КОТОРЫЙ ЖАЛОВАЛСЯ, ЧТО СПЬЯНУ ОН НЕ МОГ НАСЫТИТЬ ЛЮБОВЬ

Часто сытишь любовь ты, очень часто,

И не знаешь пощады; только спьяну

Ныне слезы ты льешь, что быть не в силах,

Много выпив вина, прелюбодеем.

5 Пусть не сытит любовь, молю, Луцина!

Иль всегда он пусть пьет и стыдно страждет,

Или пусть от любви отраву примет.

13. НИЩЕМУ КОЛДУНУ

Ты, не имея хлеба ни крошки,

Взяться решился за волхвованье

И неумело шаткой стопою

Бродишь меж прахов, спящих в могилах.[872]

5 Но заклинаньям нет отголоска,

Сколь ни старайся пеньем голодным

Тартар растрогать в тщетной надежде

С бога Плутона взять подаянье

На прокормленье. Право, ты мог бы

10 С большим успехом ждать, что получишь

Чье-нибудь в пищу мертвое тело.

14. СОКОЛИНОМУ ОХОТНИКУ, ТОЛСТОМУ И НЕУДАЧЛИВОМУ [873]

Ты, бессердечный Мартин, насильственным голодом мучишь

Птиц, чтобы сделать их злей. При твоей толщине необъятной,

Право, нехорошо заставлять их страдать худобою.

Лучше бы им налететь и хозяйской насытиться тушей,

5 Чем ни за что ни про что погибнуть голодною смертью.

15. ЛЕКАРЮ-СВОДНИКУ

Оттого, что тебя, Марин любезный,

Столько дней мы не видели, а нынче

Видим бледного, — я было подумал,

Что варил ты лекарство от горячки,

5 Или робких юнцов учил науке,

Или в книжных системах разбирался.

Оказалось — отнюдь! Ты был в притоне,

Посетителям девок предлагая,

Хоть и сам бы им мог служить за девку,

10 Подопечных своих ничуть не хуже.

Что ж, мой лекарь, такой я понимаю

К ним подход с медицинской точки зренья:

Это значит — ты вовсе не мужчина,

И с тебя поглядения довольно.

17. ДИАКОНУ, ПОСПЕШАЮЩЕМУ В ХАРЧЕВНЮ

Что так спешишь, и куда, голодный священнослужитель?

   Иль не псалмы, а вино сердцем владеет твоим?

Полно! стол тебя ждет для святынь, а не пьяных напитков,

   Чтобы не кружки считать, а поднебесную рать.[874]

19. О МОРСКИХ ПТИЦАХ, ИЗ ПОЛЕТА ВОЗВРАЩАЮЩИХСЯ К ХОЗЯИНУ

Какой счастливец — наш молодой Фридамал![875]

Какой счастливец — милостью божеских сил!

Морские птицы сами слетелись к нему:

Они забыли дальний прохладный затон,

5 Где плеск их крыльев медленной вторил волне:

Являя миру свежий приют твоих рощ,

Они в неволю правят покорный полет,

А их былая родина им не нужна.