Поют черноморские волны - [8]

В эти дни штормит и международная жизнь. Поднимает свою змеиную голову нарождающийся фашизм, прощупывает нашу стойкость гитлеровская дипломатия. И в конце долгого похода, на подступах к Севастополю, на верхней палубе команда собралась на митинг. Под жерлами орудийных башен слова моряков особо весомы.

По рукам ходит наш «Боевой до места!» — «Специальный выпуск 21 июня 1933 года». На первой странице — крупный шрифт:

«Из радиорубки. Планы германских фашистов»:

«На мировой экономической конференции германская делегация выступила с планом порабощения Советского Союза. Представитель германской делегации вручил председателю конференции меморандум (заявление), в котором требует возврата отобранных после мировой войны германских колоний и представления для колонизации новых земель за счет территории Советского Союза…»

«Боевой до места!» призывал:

«Помни о планах врага!

Командир, краснофлотец!

Береги свою технику, овладевай ею, показывай образцы боевой работы, крепи железную, революционную дисциплину. Помни, что мы встали на страже первого в мире пролетарского государства…

Международная обстановка требует удесятерения бдительности, подлинно ударного отношения к делу. Образцовое проведение учения — вот боевая задача каждого бойца и командира!..»

…Четыре десятилетия хранится у меня «Боевой до места!» тех дней. Друзья и внуки осторожно рассматривают иногда маленький пожелтевший листок. С радостью вижу, как волнует он всегда Валерия… Долго и молча держит он в руках эту неказистую газетку, овеянную славой легендарного крейсера…

* * *

В конце дня стали на рейде, у своего Павловского мыска, на виду Приморского бульвара Севастополя. На мачтах флаги расцвечивания. Крейсер приветствует родной город. Позади двадцать дней в открытом море, дни и ночи боевых учений.

К вечеру на палубе построение всех, кто сходит на берег. У трапов ждут катера и баркасы. Слова прощания и пожеланий и — сюрпризом: перед строем оглашается письменная благодарность шефам «Боевого до места!» от командования бригады крейсеров флота.

Последний раз обхожу «Красный Кавказ», подхожу к трапу. Сегодня вахтенный командир — Константин Агарков. Последнее, что вижу на крейсере, — его широкая добрая улыбка. Катерок отваливает с левого борта, Агарков сверху салютует: «Прощайте!» Через несколько минут сверкающий командирский катер «Красного Кавказа» (тогда еще «Крейсера Н») лихо подошел к причалу, на ходу развернулся, мгновенно пришвартовался, и я вступил на землю Севастополя.

Это было сорок лет назад — здесь, на этом вот причале, на этих вот белых лестницах Графской пристани.

Башня Ветров

— Вот вы где, голубчики! Конечно же, на Графской… Чем плохо! — По белым ступеням, к затененному колоннами углу причала, где сидели мы с Валерой, спускался, постукивая палочкой, Авдеев — тот самый Авдеев — машинист с «Красного Кавказа». Бывший машинист с бывшего «Крейсера Н», ныне заслуженный учитель, Анатолий Федорович Авдеев, ветеран флота, инвалид Отечественной войны, один из наших гостеприимных друзей и хозяев в Севастополе.

Конечно же, Авдеев изменился, постарел, сдал здоровьем. Но нельзя не признать в нем былого машиниста. По-прежнему шевелюра у него светлая (теперь-то уж серая), а брови — черные-пречерные. Тот же быстрый взгляд и совсем тот же говор, те же прибаутки… Наверное, интересно слушать его ученикам в школе на уроках истории.

— Давно на пристани? — спрашивает Анатолий Федорович, присаживаясь рядом. — Чем заняты? Спустились бы ниже, рыбку половили.

— Да нет. Валерик наблюдает, а я вспоминаю. Все чудится — вон там «Красный Кавказ» стоит…

— Обычное дело. Воспоминания, как минный трал: начнешь тащить, не знаешь, чем кончишь… Пройдешь, скажем, с младшим классом в Артиллерийскую бухту, ждешь теплоходика в Учкуевку переехать — на прогулку. Ребятишки бегают, веселятся, песни поют, сочиняют… Вот вчера что-то такое вдруг запели: «Перед нами, перед нами Константиновский редут. А направо и налево — пионерчики идут». Чем плохо!.. А я вот тоже смотрю на Константиновскую батарею и вижу свой «Красный Кавказ» — пришвартовывается, встает на бочку… Воспоминания — обычное дело. Все ими болеют… Ну а сейчас по намеченной программе — к Башне Ветров. Оттуда весь Севастополь — как на ладони. А куда дальше, сама Башня подскажет. — Авдеев хитро подмигнул внуку. Но Валерка даже не улыбнулся. Он весь полон впечатлениями, и ему не до прибауток. Да и Башня Ветров сразу занимает его воображение.

От Графской пристани выходим на площадь Нахимова. По мнению Авдеева, это самая красивая площадь в мире, ведь она бесконечна, — ее продолжает море…

Бесспорно, площадь величественна и никого не оставит равнодушным. Часами можно стоять у памятника адмиралу Нахимову. Можно смотреть на него с пристани, со стороны бульвара — он изумительно вписывается в панораму белого города, поднимающегося вверх. А как волнующе прекрасна спокойная, уверенная фигура адмирала на голубом фоне моря…

Мимо окаймленного густой зеленью памятного мемориала Авдеев ведет нас к Матросскому бульвару. Это совсем особый бульвар (встарь называли его Мичманским). Он вознесен высоко над морем, над Приморским бульваром, над первым кольцом севастопольских улиц. Здесь — тишина, чистота, бульвар чем-то напоминает верхнюю палубу огромного корабля… Кто не знает знаменитого памятника капитану Казарскому и бригу «Меркурий», его своеобразный облик: на высоком пьедестале — силуэт античного военного корабля, а под ним — ставшие афоризмом слова: «Казарскому. Потомству в пример». Памятник установлен у входа на Матросский бульвар. Подвиг «Меркурия» — несравненный блистательный и победоносный бой двухмачтового парусника с турецкой эскадрой. 184 крупнокалиберных орудия в неравном бою против небольшого брига нанесли «Меркурию» около трехсот повреждений, но бриг вышел победителем… Корма «Меркурия» украсилась георгиевским флагом, впервые в Российском флоте.