Поют черноморские волны - [9]
— Так и наш «Красный Кавказ» первым на всех флотах получил звание гвардейского, — заметил у памятника Авдеев. — Потомству в пример… Обелиска достоин наш крейсер, памятника…
Мы прошли небольшой Матросский бульвар. Нагорную площадь за ним открывает памятник Ленину. Он принадлежит всему Севастополю. Его видят с кораблей, входящих в бухту с Северной стороны…
На Нагорной площади, в тени старых деревьев, — весь в снарядных осколках старый собор. Он давно уже не служит церковникам, но место это свято в памяти народной. Никто не помнит, как когда-то именовали собор, давно зовут его Адмиральским и приходят к нему с цветами: здесь схоронены великие адмиралы — Лазарев, Нахимов, Корнилов, Истомин.
Обо всем этом рассказывает Авдеев, постукивая на ходу своей палочкой, и мы видим в нем теперь учителя истории Анатолия Федоровича. Ему нравится наше внимание, и он продолжает как на уроке:
«Ветер веков проносится над Усыпальницей Адмиралов, и время не властно над их бессмертными именами. И Башня Ветров хранит их вечный покой… Вот она перед вами, рядом с собором, — слепок древнейшей мраморной башни в Афинах…»
Мы действительно увидели высокую старую башню среди остатков былых строений, не мраморную, но достаточно загадочную.
— История объясняет все на земле, — как бы отвечая на наши вопросы, снова заговорил Авдеев. — Башня Ветров — наш севастопольский долгожитель, ей почти полтораста лет. Когда-то она служила для вентиляции книгохранилищ старой морской библиотеки. Библиотека давно разрушена, осталась одна башня. Живет сама по себе, командует ветрами, хранит Усыпальницу Адмиралов. Чем плохо!..
Мы подошли к Башне. Вестником прошлых веков она возвышалась над городом, старая, но необветшалая. Как страж города-крепости непоколебимо стояла Башня, и морские ветры звучали в ее створах на разной высоте даже в этот тихий солнечный день.
— Присядем в тенечке, — Анатолий Федорович опустился на ступеньку Адмиральского собора под приземистой акацией. Видимо, ходить ему нелегко, хоть и бодрится старый моряк. Мы сели. Башня Ветров против нас, казалось, тихо покачивалась на фоне плывущих облаков.
— Плывет… — проговорил и Авдеев. — А вот когда на море заштормит да задует здесь, на Нагорной, на все голоса поет башня, будто к морю рвется….
Валерик не сводил глаз со старой башни, запоминая каждый выступ, каждую трещину.
— Читал я, что в первую оборону Севастополя Корнилов и Нахимов наблюдали с этой башни за морем, — он то ли отвечал своим мыслям, то ли спрашивал Авдеева.
— Могло статься, юнга, — старый моряк повернулся к Валерию. — Да, был здесь тогда главный наблюдательный пункт — это точно. Корнилов и Нахимов бывали здесь. А в библиотеке госпиталь находился. Сам Пирогов орудовал… Жаль, молчат камни, — тихо, раздумчиво произносит Авдеев. — Заговорили бы, не только о Нахимове, о второй обороне рассказали б такое! В нашу Отечественную тут, на Нагорной, каждый камень воевал… Все вокруг горело… — Анатолий Федорович встал, подвел Валерика к самой Башне. Старый моряк и мальчик коснулись руками ее теплых камней. — Вниз смотри, красив наш Севастополь, видишь! — Авдеев оперся рукой о плечо Валерика. — Вот Большая Морская — шумит, кипит, к морю бежит. Даже в Одессе нет такой улицы! А когда пришли мы в Севастополь в сорок четвертом, прошли по развалинам до самого Приморского бульвара, по всей Большой Морской насчитали только три дома… Представь, парень!..
Так, с Башни Ветров начали мы знакомство со старым и новым Севастополем.
«Зеркало морей»
Глава размышлений о штормах, якорях и швартовке
— Что ты читаешь, Валера? — Мы сидели у самой кромки берега, в тени обвитой плющом каменной арки на Приморском бульваре. Против нас, над причудливой грудой камней в море, распростер широкие крылья орел на вершине памятника Погибшим Кораблям.
Море было всюду, куда ни кинешь взгляд. Мы ждали Авдеева.
— Нашел в книжном шкафу у Анатолия Федоровича. Интересно… — Валера передал мне потрепанную книгу в ярко раскрашенной обложке. — Джозеф Конрад. «Зеркало морей»…
Что-то дрогнуло во мне: тоже вестник далекой юности. Помню, в молодые годы мы увлекались Конрадом. Нас сближало не только море, но и то, что хотя Джозеф Конрад считался английским писателем и книги его переводились с английского, но был он не англичанином, а своим, почти русским… Я точно помню, звали его Юзеф и фамилия была у него то ли польская, то ли русская — Коженевский. Родился Конрад (пусть уж он именуется так, как на книгах) на Украине, в Бердичеве, отец его был ссыльным польским революционером, и детство Юзефа прошло в Вологде, а с морем он впервые встретился в Одессе… И море властно позвало юношу. Юзеф порывает с подневольной жизнью в России, бежит в Марсель, нанимается матросом, затем перебирается в Англию и становится английским моряком, а потом и английским писателем. И мы зачитывались его морскими романами и повестями, в которых действовали смелые, гордые люди, влюбленные в море: «Фрейя Семи Островов», «Тайфун», «Лорд Джим»… Но «Зеркало морей я не встречал никогда. Рассеянно пробегаю первую страницу:
«В книге, откровенной, как предсмертная исповедь, я пытался раскрыть сущность моей ненасытной любви к морю… Это не исповедь в грехах, а исповедь в чувствах. Это — наилучшая дань вечному морю, кораблям, которых уже нет, и простым людям, окончившим свой жизненный путь».
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
В очередной книге издательской серии «Величие души» рассказывается о людях поистине великой души и великого человеческого, нравственного подвига – воинах-дагестанцах, отдавших свои жизни за Отечество и посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза. Небольшой объем книг данной серии дал возможность рассказать читателям лишь о некоторых из них.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.
В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.
Джузеппе Томази ди Лампедуза (1896–1957) — представитель древнего аристократического рода, блестящий эрудит и мастер глубоко психологического и животрепещуще поэтического письма.Роман «Гепард», принесший автору посмертную славу, давно занял заметное место среди самых ярких образцов европейской классики. Луи Арагон назвал произведение Лапмпедузы «одним из великих романов всех времен», а знаменитый Лукино Висконти получил за его экранизацию с участием Клаудии Кардинале, Алена Делона и Берта Ланкастера Золотую Пальмовую ветвь Каннского фестиваля.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.