Пойти в политику и вернуться - [89]

У меня была отличная команда. И снова мой предвыборный штаб возглавил старый товарищ по училищу МВД Александр Волох. Тогда он занимал пост начальника УФСИН по Москве, но на время кампании взял, как и положено, отпуск. Удивительно, но его не уволили. Спасибо тогдашнему начальнику ФСИН Юрию Калинину. Разговор на встречах с избирателями был жесткий. Припоминали все – и Чечню, и работу в ФСБ. Спрашивали и о том, почему Ельцин отправил меня в отставку. Обычно отделывался шуткой: «Борис Николаевич сам же объяснял: за то, что правительство работало хорошо». Про нового премьера, как это ни странно, не спрашивали. Возможно, потому, что тогда он еще не воспринимался как будущий президент. Я острых тем никогда не боялся, правду говорить легко, а врать я не люблю и не очень умею. Если о чем-то сказать не могу – лучше промолчу. Скованность первых дней довольно быстро прошла, и я даже стал получать удовольствие от этой новой возможности постоянно общаться с людьми напрямую. Однажды, помню, задержали вылет рейса. И я не смог приехать на встречу. Волох видит, что люди недовольны. Что делать? Тогда мы только-только осваивали сотовые телефоны. Он связался со мной и буквально из аэропорта вывел на громкую связь. Целый час отвечал на вопросы через мобильник Волоха. Сейчас это никого бы не удивило, а тогда казалось чем-то из ряда вон.

Были и провокации. Пару раз на мои встречи являлись братки, состоящие в каких-то националистических группировках. Но я же оставался охраняемой персоной, да и питерская милиция меня считала своим – прессанули их, больше не появлялись. Вообще-то милицию мне пришлось сдерживать – они меня окружали таким почетом, что было неудобно. Встречают, провожают, гаишные машины с мигалками… Говорят: «Вы наш министр». В общем, пришлось попросить их все это прекратить.

СМИ продолжали мочить блок Примакова – Лужкова, а нас скорее не замечали. Хотя питерские журналисты по старой памяти даже помогали, особенно Бэлла Куркова.

В итоге мы победили с отличным результатом. Кажется, я набрал голосов больше, чем кто-либо из питерских одномандатников. Ну и уверен, что принес голоса «Яблоку» – я же еще поездил по стране. В моем округе «Яблоко» набрало 18 процентов – больше, чем где бы то ни было. Но «спасибо» мне никто не сказал. Не умеют.

В Думе я формально работал в партийной фракции, при этом в партию не вступал. Голосовал, как хотел, никакой партийной дисциплины не соблюдал. Но быстро понял, что депутатская деятельность на этом этапе – уже не мое. Мы как-то, прямо в Думе, выпивали втроем с Черномырдиным и Примаковым, и Виктор Степанович говорит: «Как мы во все это вляпались?!» И еще несколько слов добавил – как только он умел. В общем, я очень быстро стал думать о смене работы.

В мае 2000 года предстояли выборы губернатора Санкт-Петербурга. В феврале умер Анатолий Собчак, главный соперник Владимира Яковлева на предыдущих выборах. Началось обсуждение возможных кандидатов на этот пост. Я взвесил свои шансы. Это мой родной город, я только что удачно баллотировался здесь в Думу – почему бы и нет?

У меня почти не было сомнений, что действующего губернатора Владимира Яковлева я сумею победить. Меня город знал, поддерживал, я здесь был свой. И с Яковлевым можно было расстаться безо всяких конфликтов – дать орден какой-нибудь и отправить полпредом. Как, собственно, на следующих выборах и было сделано – именно так расчистили путь Валентине Матвиенко. Словом, я был готов.

…Летим на похороны Собчака в самолете РАО ЕЭС – Чубайс, Немцов, Хакамада и я. Вместе сидим за столиком, Ирина, она же боец, говорит мне: «А почему бы тебе не пойти на питерские выборы?» Толя ее поддержал, Борис тоже. И я вспомнил, как буквально за три дня до смерти Анатолия Александровича мы и с ним разговаривали о том же. Он мне сказал тогда: «Иди на Питер, я тебя поддержу, поговорю об этом с Путиным». Не успел. У гроба Собчака я сказал: «Пора нашим ленинградцам, которые уехали в Москву, отдать долг любимому городу, и я к этому готов». Все СМИ тут же подхватили: Степашин собирается на Питер. В Кремле – молчание. Я поехал к Игорю Сечину, он заведовал секретариатом у Путина и тут же от руки написал президенту письмо о том, что готов побороться за губернаторский пост в Петербурге. Сечин письмо передал, Путин через какое-то время звонит: «Приезжай». Он собрал у себя целый курултай – Матвиенко, Чубайс, Сечин, все наши ленинградцы, не было почему-то только Патрушева. И Путин говорит: «Сергей собрался в Питер. Я, в принципе, не возражаю, но давайте и вы выскажитесь». Валя Матвиенко сразу сказала: «Сергей, конечно, замечательный, но выборы не выиграет». Странно, думаю, сама мне неделю назад говорила: «Только ты можешь выиграть в Питере». Ну, бог с ней, может, настроение поменялось, бывает… Но вдруг Толя Чубайс вслед за ней: «Согласен, Сергей не выиграет». Меня это просто убило. Я потом, не выбирая выражений, сказал ему все, что думаю. Он в ответ только покраснел. Единственный, кто меня поддержал был Игорь Сечин. Вот такой расклад. Путин развел руками: «Ну значит, Валентина Ивановна пойдет». И ко мне: «Сергей, ты как?» Я говорю: «Ну, если это коллективное решение, возражать не буду». Второго марта, в день своего рождения, поехал в Питер и заявил: Валентина Ивановна приняла решение баллотироваться, готов ее поддержать. Все, конечно, ошалели. Тем более питерские журналисты, с которыми у меня были по-прежнему товарищеские отношения. Кто-то из них прямо сказал: «Вы трус?» Не трус, но точно знал, что, пойди я против воли Кремля, работать бы мне не дали – перекрыли бы городу кислород, держали бы на сухом пайке. Я бы Питеру только навредил. А этого я ни при каких обстоятельствах не хотел.