Пойти в политику и вернуться - [86]

В то время Волошин продвигал идею акционирования «Газпрома», мотивируя это тем, что структура собственности в компании – устаревшая. Для того чтобы реализовать этот план, ему надо было попасть в совет директоров, а я его не пропустил. Не из-за личных отношений, а потому, что был категорически против приватизации госпакета «Газпрома».

Еще один сюжет, который против меня использовали, – мои отношения с Юрием Лужковым. Его Ельцин на дух не переносил. А у меня была с ним такая история. Позвонил мне как-то Лужков и попросил срочно встретиться. Приехали вместе со своим заместителем Владимиром Ресиным поздно вечером. Разговаривали в моем рабочем кабинете, который, конечно, прослушивался. Я в этом не сомневался, хотя для приличия попросил установить какую-нибудь специальную аппаратуру, блокирующую прослушку. Принесли чемоданчик, поставили под столом. Потом я выяснил, что этот чемоданчик только улучшил качество записи.

Не знаю, в какой момент, но знаю, что стараниями Коржакова прослушка служебных кабинетов и телефонов стала обычным делом, как во времена КГБ. В те годы, когда я возглавлял ФСБ, такого близко не было. Любая прослушка – только по решению суда. А когда я работал начальником департамента в правительстве, уже существовал специальный отдел в структуре Федеральной службы охраны, руководил им человек Коржакова. Уже на службе в МВД я как-то запросил распечатку переговоров чеченских лидеров. Нет вопросов – принесли. Читаю. Стенограмма телефонных переговоров Степашина и Масхадова, Степашина и Завгаева, Степашина и Удугова…

То есть я понимаю, что с Лужковым и Ресиным мы говорим под запись, и на это плюю. Лужков со слезами на глазах рассказывает, что ФСБ собирается арестовать его жену Елену Батурину. Просит помочь. Я звоню Путину: «Володя, тут такая история. Я понимаю, кто такая Лена, какие за ней дела, но давай не станем грех на душу брать. Неужели баб будем по тюрьмам таскать?» Он со мной полностью согласился: «Даже не обсуждается. О чем ты говоришь, мне таких команд напрямую никто не давал». Я успокоил Лужкова, и они с Ресиным уехали. Думаю, это был мой второй прокол, если оценивать поступки с точки зрения президентских перспектив.

А третий прокол – это НТВ. Приезжает ко мне владелец компании Владимир Гусинский с Олегом Добродеевым, тогда еще генеральным директором НТВ. Ельцин подписал распоряжение выделить им 300 миллионов долларов через ВЭБ. А руководитель банка Андрей Костин денег не дает. Я позвонил Костину и говорю: «Есть решение президента, надо его выполнять». Правда, при этом сказал Гусинскому: «Ты видишь, я готов за вас повоевать, но что же вы, сволочи, делаете? Сам просишь деньги у Ельцина, и тут же его поливаешь… То он якобы пьяный, то ничего не соображает… Совесть есть?» Мое вмешательство, надо сказать, не помогло, Костин денег не дал. Но слух о том, что Степашин готовит себе НТВ в качестве информационного ресурса, пошел.

Ну вот все это копилось, а параллельно готовили общественное мнение, в СМИ запустили идею, что Степашин слишком мягкий, что им можно управлять, что в нем нет стержня.

Как развивались события дальше, я уже писал. За пять дней – две попытки отправить меня в отставку. Одна – успешная. 9 августа 1999 года я перестал работать председателем правительства Российской Федерации.

В тот день я вышел от Ельцина и сразу поехал в Белый дом прощаться с правительством. Ни с кем, естественно, это не согласовывал. Собрал людей, поблагодарил их, сказал, что поддерживаю назначение Путина, давно его знаю и уверен в нем. А потом устроил небольшой фуршет для узкого круга – людей, с которыми я особо тесно работал. Позвал и Путина. Никаких обид на него у меня не было. Хотя при первой попытке отправить меня в отставку он присутствовал – не в кабинете президента, в приемной, и меня это покоробило. Я тогда, помню, Чубайсу сказал: «Поговори при случае с Володей…» Чубайс передал мне потом слова Путина: «Сергей должен понимать – это не мое решение». Конечно, я это понимал. И тогда, и потом.

В день отставки мне позвонили два президента – Украины и Белоруссии. Леонид Кучма просто по-человечески поддержал, а Александр Лукашенко спросил, что за человек Путин. Сказал ему – нормальный, не переживай.

С журналистами решил не встречаться. Но один из них, Александр Гамов из «Комсомольской правды», каким-то хитрым образом до меня дозвонился. Помню, что пока разговаривал с ним, хлопнул пару рюмок водки. Ну и не стал себя особенно сдерживать. Получилось эмоционально. Сказал: «Я не стал обслуживать интересы группы, которая посчитала, что в этой ситуации я ненадежен». А в заголовок Гамов вынес цитату: «Меня убрали, потому что я не продаюсь».

Чубайс потом рассказывал, что накануне моей отставки ночью собрались главы президентской администрации разных лет, кроме него, Волошин с Юмашевым. Чубайс был за меня. Волошин настаивал на Путине. Сказал, что, если решение будет принято в пользу Степашина, уйдет в отставку, уступив место главы администрации Чубайсу. Это был реальный вариант, который Чубайса устраивал. На том и разошлись. Но потом ситуация почему-то изменилась. При этом никаких претензий у самого Ельцина ни ко мне, ни к правительству не было. Выступая по телевидению, он так и сказал: «Правительство Степашина работало хорошо. Спасибо! Я его отправляю в отставку».