Пойти в политику и вернуться - [67]

Я согласился сразу, хотя понимал, что Министерство юстиции у нас совсем не ключевая позиция. Наоборот. Не зря же должность министра отдали коммунисту Ковалёву. Тогда от этого ведомства ничего не зависело. 2 июля 1997 года вышел на работу. Все оказалось ожидаемо: какая-то юридическая контора не очень высокого уровня, даже визуально – везде пыль и грязь.

Как только я вступил в должность, пригласил на разговор Ковалёва. Успокоил его, сказал, что не собираюсь публично оценивать его работу. И ни одного плохого слова о нем не сказал, хотя журналисты пытались меня раскрутить на критику. Напрасно. Зачем говорить резкости в адрес человека, у которого и без того проблем хватает. Никогда не понимал этой манеры бить лежачего.

Реформировать министерство мне никто не мешал. Не исключаю, что просто никому в голову не приходило, что внутри малозначащего в российской системе управления министерства может происходить что-то существенное. Ну сел Степашин в кабинет министра, перебирает бумажки, ради бога. А когда увидели, как изменился статус и характер работы Минюста, вмешиваться в процесс было поздно, система сложилась. Мне очень помогали Юрий Батурин и Михаил Краснов, которые работали тогда помощниками президента.

Когда мы начинали реформы, на ключевых позициях были люди Ковалёва. Я сразу понял, что надо собирать новый состав. Прежним сотрудникам сказал честно: «Извините, ребята, но я с вами работать не буду». Они все поняли и написали заявления об уходе. Все прошло спокойно. Ну разве что во время моей первой коллегии был звонок: в министерстве якобы заложена бомба. Я понял, коллеги решили «козу показать». Участники коллегии задергались, собрались на выход, я им говорю: «Продолжаем работать. Пускай приходят те, кому положено, приводят собачек, проверяют помещения, а мы остаемся на рабочих местах». Поддался бы панике – нас бы еще много раз гоняли. А так больше с угрозами не звонили. Поняли – нет смысла.

Занялся перестройкой работы министерства. Прежде всего надо было сформировать команду. Для этого – провести консультации. Пригласил всех бывших министров юстиции, к которым относился с уважением. Прежде всего двух еще советских министров – Владимира Ивановича Теребилова, он с 1989-го работал на юрфаке МГУ, и Вениамина Фёдоровича Яковлева, к тому моменту председателя Высшего арбитражного суда РФ. Оба – прекрасные юристы. Мне было важно выслушать их мнение не только о людях, но и о месте Министерства юстиции в системе управления. Потом с этой же целью собрал своего рода клуб бывших российских министров юстиции. Постепенно складывалась и команда, и концепция работы.

Набирал тех, кого хорошо знал лично. Мои заместители были первоклассными юристами, почти со всеми я был знаком еще по работе в Верховном Совете. Предложил, например, перейти ко мне заместителю председателя Госкомитета по антимонопольной политике Павлу Крашенинникову. Он стал моим первым замом, а после моего ухода занял пост министра. Павел согласился на переход не сразу. У него были хорошие шансы возглавить антимонопольное ведомство. Но мне был нужен его опыт – он работал в Минюсте при Юрии Калмыкове и хорошо знал кухню. В том, что он не только отличный профессионал, но и порядочный человек, я мог не раз убедиться, пересекаясь с ним в Верховном Совете. Но пришлось поуговаривать. Сломался он, кажется, когда я дал почитать мою записку с планом реформ. Но окончательного «да» не сказал, уехал в отпуск на Валдай. Через пару дней я ему позвонил, спросил, как отдыхается, и сказал, что через три дня жду его на работе. Он уже не сопротивлялся. Я не ошибся, мы оказались единомышленниками, а это не так часто встречается в высоких кабинетах.

Перетащил из ГУВД Москвы и еще одного коллегу по Верховному Совету – Бориса Кондрашова, он возглавил Службу судебных приставов. Геннадий Батанов перешел в министерство из Счетной палаты. Эдуард Ренов – из Росконтракта. Так сложилась команда моих заместителей, на которых я мог опираться.

Все сразу включались в работу, и концепция реформирования министерства сложилась буквально за один-два месяца. Работали не глядя на часы, часто по выходным. Никто не возражал. Мы с Батуриным и Красновым сошлись на том, что за образец надо брать американскую модель, которая предполагает чрезвычайно серьезный политический вес Министерства юстиции. Исходя из этой концепции, готовили закон о передаче надзорных функций над законодательством от прокуратуры Минюсту. Ельцин тогда, конечно, был сильно удивлен размаху наших предложений, но ему это понравилось.

Так получилось, что в должности министра юстиции я проработал всего 9 месяцев, но за это время удалось сделать многое. И речь идет об очень серьезных реформах. Конечно, некоторые из перемен требовали корректировки законов. Но мы решили оперативно реформировать то, что регламентировалось указами президента, постановлениями правительства, другими нормативными документами, которые не требовали долгих многоступенчатых согласований. Сегодня это трудно представить – как можно было все реализовать в такие короткие сроки. Можно. Тогда система власти еще не утонула в бюрократии. Все было проще. И Ельцин, и Черномырдин поддержали наши реформы. Правда, сначала мне казалось, что оба не очень понимали, зачем этот Минюст в принципе нужен, но, когда я объяснил суть наших предложений, Виктор Степанович сказал: «Давай, Серёга, поддержу».