Пойти в политику и вернуться - [66]

Нас с Михайловым на этот раз Лебедь фактически отстранил от переговоров.

Послал своих ребят, и они начали переговоры с чистого листа. Началась подготовка соглашений, которые потом назвали Хасавюртовскими. Министр внутренних дел Анатолий Куликов, как и большая часть военных, были против тех уступок, на которые согласился Лебедь. Ведь к тому моменту большая часть территории контролировалась федеральными войсками. Но Александр Иванович считал, что не сегодня завтра Ельцин оставит президентский пост по состоянию здоровья, и готовился к президентским выборам. Мир в Чечне мог стать сильной стартовой позицией.

Началась новая глава чеченской истории, я этим уже не занимался.

Я познакомился с Лебедем в 1994 году в Приднестровье, когда он командовал армией. Я тогда был директором ФСК. Потом несколько раз пересекались. Он был неплохим генералом – нетрусливым и неглупым. Но у каждого своя планка. Его предел – заместитель министра обороны. А тут ему внушили, что он не сегодня завтра президент России. Я хоть и сам из военных, но считаю, что каждый должен заниматься своим делом.

Когда он стал секретарем Совбеза, помню, встретились у Черномырдина. Лебедь вел себя в кабинете премьер-министра как у себя дома. Сел, подвинул к себе пепельницу, закурил… Виктор Степанович так на него посмотрел, что я подумал: сейчас запустит чем-нибудь тяжелым. Но он сдержался, сказал сквозь зубы: «Здесь не курят». Лебедя это ничуть не смутило, он продолжал себя вести более чем свободно. У него действительно были очень большие полномочия. Получив должность секретаря Совета безопасности, он тут же отправил в отставку Грачёва – человека, к которому, как я уже писал, президент был очень привязан. По его предложению министром обороны был назначен генерал Родионов. Все шло по плану, придуманному Березовским, – Лебедь был его первым крупным политическим проектом.

Но проект оказался не вполне удачным.

В следующий раз мы пересеклись с Александром Ивановичем, когда он стал губернатором Красноярского края, а я – министром внутренних дел. У него были большие проблемы с местными бандитами, он просил поддержки, и мы ему помогли. Мое отношение к Хасавюрту он прекрасно понимал, хотя в разговорах мы к этому не возвращались.

* * *

После штурма Грозного я надолго отошел от чеченской проблемы. Занимался в основном рутинной работой. Исключением была только моя миссия в Афганистане. Поручение заняться этим направлением было для меня достаточно неожиданным. До сих пор все, что тогда происходило с нашим участием в этой стране, находится под грифом «секретно», так что могу рассказать об этом только в самых общих чертах.

К этому времени в Афганистане образовался Объединенный исламский фронт спасения – Северный альянс, как его называли. Это было объединение полевых командиров. Именно Северный альянс противостоял талибану, который в 1996 году захватил Кабул. В Северный альянс вошли силы Ахмад Шаха Масуда, Раббани и генерала Дустума. Россия решила их поддержать. Я связался с тогдашним директором ФСБ Николаем Ковалёвым и рассказал ему, что у меня были контакты с Дустумом, когда я руководил ФСК. Ковалёв прекрасно знал Афганистан, служил там, ориентировался в обстановке. Он понял, что мой опыт надо использовать, и поговорил об этом с Черномырдиным. Черномырдин не возражал, вызвал меня к себе: «Ты снова вляпался. На этот раз не Чечня, а Афганистан».

Мне было поручено срочно вылететь в Афганистан самолетом МЧС, без документов. И если бы, не дай бог, что-то случилось – Российская Федерация тут ни при чем. Прилетел какой-то человек, непонятно в какой должности и с какими полномочиями. Приземлились в Мазари-Шарифе, оттуда поехали в Саланг, вотчину Масуда. Ехали по горам, и передо мной вставала вся история нашей афганской войны, до сих пор встречалась ржавеющая советская техника. Было не то чтобы страшно, но напряженно. Со мной трое сотрудников «конторы», охрана местная, какие уж тут гарантии безопасности… Встретил меня генерал Дустум со своей охраной. Масуд приехал позже, видимо, проверял, все ли в порядке. Собрались представители трех основных группировок Альянса. Это была важная часть моей миссии – собрать всех в одной точке. Разговор получился.

Мы договорились об оказании серьезной военной помощи Альянсу. Вернувшись в Москву, доложил о результатах Черномырдину, Ельцину написал докладную записку. В общем, все признали итоги моей работы успешными. Действительно, потом еще несколько лет наши отношения с Северным альянсом развивались в правильном направлении. До тех пор, пока в 2001 году не погиб Масуд. Его убили террористы, которые под видом журналистов пришли к нему якобы на интервью, взрывчатка была в камере.

Но тогда, в 96-м, Северный альянс при поддержке России добился многого, став серьезным противовесом талибану. Масуду и его союзникам удалось взять под контроль почти четверть территории Афганистана. И эта территория граничила с Таджикистаном.

Через некоторое время после командировки в Афганистан мне предложили новую должность.

Нескучное министерство

В конце июня 1997 года позвонил Владимир Путин – как ленинградцев, нас связывали не близкие, но вполне товарищеские отношения. Он тогда был начальником контрольного управления президента. Спрашивает: «Ты где?» Отвечаю: «В Белом доме». – «Выйди, прогуляться надо». Вышел, прогуливаемся. «Слушай, а если тебя министром юстиции?». Говорю: «Неожиданно. Хотя, с другой стороны, я доктор юридических наук…» – «Хватит тебе бумажки перебирать». Спрашиваю: «Черномырдин в курсе?» – «Он тебе завтра сам скажет». Действительно, на следующий день с этим же предложением мне позвонил уже Виктор Степанович. Министр юстиции Валентин Ковалёв попал тогда в сомнительную историю. Его отправили в отставку, возбудили уголовное дело за хищение средств общественного фонда при Минюсте.