Пойти в политику и вернуться - [68]

Так, мы создали очень сильную экспертизу законопроектов – теперь они поступали в Государственную думу только после нашей оценки. В какой-то момент начальник правового управления президентской администрации Руслан Орехов даже напрягся от того, что мы залезли в законотворчество. Но надо сказать, быстро понял, что мы действуем аккуратно и профессионально. Довольно быстро удалось создать Службу судебных приставов – ее раньше в принципе не было. Взяли на себя регистрацию недвижимости. Перевели под контроль Министерства юстиции Государственное управление исполнения наказаний – ГУИН.

Это вообще была революция. Несмотря на то что по всем мировым стандартам и в соответствии с конвенцией, которую мы подписали, ГУИН не мог находиться в системе Министерства внутренних дел, у этой реформы была масса высокопоставленных противников. И первый среди них – вице-премьер по силовым структурам министр внутренних дел Анатолий Куликов.

Он считал, что я совершаю непростительную ошибку, даже глупость. «Ты же систему разрушаешь, бунты начнутся. А сколько денег тебе потребуется, представляешь?» – говорил он мне. Никаких больших бюджетов на реформу не понадобилось. Зато мы смогли обеспечить независимый контроль за работой ГУИН. Кроме того, МВД, как правило, серьезно подрезало бюджет ГУИНа. Это тоже было недопустимо, не хватало нам еще голодных заключенных. И надеялись сделать работу системы более гуманной – у меня не было иллюзий относительно ситуации, которая там сложилась. Решение о переподчинении ГУИН пришлось пробивать долго. Меня пугали сопротивлением снизу, массовыми увольнениями, развалом работы. Заканчивал я эту реформу уже «по другую сторону баррикад». Передавал ГУИН в структуру Министерства юстиции, когда сам стал министром МВД. Все прошло абсолютно гладко. Уволились единицы. Система быстро заработала и работает до сих пор.

Мы добились изменения статуса министерства – теперь мы были ведомством «со звездочкой». Звездочка означала: Минюст подчиняется президенту. В нашем случае была ситуация двойного подчинения – и Черномырдину, и Ельцину.

А потом из МВД ушел Куликов, и мне позвонил руководитель президентской администрации Валентин Юмашев: «Кого ты видишь в должности министра?» Говорю: «Владимира Васильева. Он профессионал». Через неделю перезванивает: «Нет, он под Лужковым ходит – не годится». Я попытался его разубедить: «С чего ты взял? Он никакого отношения к Лужкову не имеет». Реакция Юмашева была неожиданной: «Президент решил, что министром будешь ты».

Честно говоря, менять работу мне не хотелось. Реформа Минюста в самом разгаре, работать интересно, все получалось, перспективы были отличные. Но я, конечно, понимал, что назначение в МВД – это серьезное повышение, да и дело это было мое.

18 марта 1997 года состоялась формальная встреча с Ельциным, и я начал работать в МВД. Любопытно, что в этот же день семь лет назад я стал народным депутатом России, с чего, собственно, и началась моя политическая биография. Вот такое совпадение.

Главный милиционер

Работу в МВД я вспоминаю с удовольствием. Было ощущение – будто домой вернулся. Занимался своим делом, которое знал, собрал команду отличных профессионалов и всего за год многое успел сделать. Мне повезло – я пользовался полной политической и человеческой поддержкой президента. Каждую неделю я приезжал к нему с докладом. Иногда он неожиданно вызывал к себе: «Вы где? Заезжайте». Это значило, что есть какой-то оперативный повод для разговора. Очень часто звонил по телефону рано утром, чтобы обсудить текущие дела. Бывало, что будил меня часов в шесть и даже в пять (Ельцин всю жизнь вставал очень рано). Но я-то возвращался домой поздно, засыпал около часа, так что мне этот ритм давался непросто. Как-то, помню, отмечали мой день рождения, посидели с друзьями, выпили, разошлись очень поздно, только задремал – звонок. Ельцин. Кажется, я даже толком не проснулся. Утром обнаружил, что вообще не помню, о чем говорил с президентом. Позвонил Татьяне, его дочке. Говорю: «Не заботитесь вы о Борисе Николаевиче, он вообще у вас не спит». Слово за слово, выяснил, что от меня хотел президент. Оказывается, он был недоволен тем, что я завизировал проект его указа о создании народных дружин. Тут я уже вспомнил его слова: «Зачем нам эти дружинники, они же потом с нами начнут воевать».

У нас сложились по-настоящему доверительные отношения. Всех заместителей, которых я предлагал, президент влёт назначал своими указами. Если я представлял кого-то к награде или званию, тоже вопросов не возникало. А начальников УВД, академии, других высших учебных заведений я вообще утверждал собственными приказами. То есть у меня были огромные полномочия. Традиционно близкими оставались отношения с Виктором Черномырдиным, в правительстве которого примерно в это время появились два новых первых заместителя – Борис Немцов и Анатолий Чубайс, их тогда называли «младореформаторами». В марте 1998-го совершенно неожиданно для меня президент отправил Виктора Черномырдина в отставку с поста премьера. Меня это очень расстроило, хотя я по должности подчинялся напрямую президенту, а не премьеру. Назначение на место Черномырдина совсем молодого и по аппаратным меркам совсем не опытного Сергея Кириенко тоже вызывало удивление. У меня, возможно, в меньшей степени, чем у других. Меня когда-то с Кириенко познакомил Немцов, и он произвел на меня очень хорошее впечатление – грамотный, энергичный, хладнокровный, умеющий просчитывать варианты и принимать рациональное решение. Все эти качества Кириенко сполна и проявил на посту председателя правительства. Ему просто не повезло – после дефолта, в котором он точно не был виноват, президент отправил его в отставку.