Пойти в политику и вернуться - [48]

Я, конечно, мог бы опустить эти детали, но выпить по рюмке в рабочее время было довольно обычным делом. Не более чем традиция. Тогда, кстати, на Лубянке после пары стопок Ельцин сказал: «Хватит, у вас коллегия, Сергей Вадимович, мы тоже поедем работать». Коржаков начал еще наливать, но Ельцин его резко остановил. При всех разговорах о слабости Ельцина к алкоголю, я ни разу не видел его пьяным, хотя сидел с ним за столом многократно. В том числе в Президентском клубе, который он организовал. В клуб приглашали не по должности, это был личный выбор Ельцина. Ну, конечно, кто-то и втирался – вроде Березовского. Но в основном членами клуба были те, кому Ельцин доверял, – Коржаков, Барсуков, Сосковец, Немцов, Грачёв, два или три директора крупных предприятий, которых он знал по работе. Человек пятнадцать, не больше. Собирались неформально по вечерам раз в неделю, иногда раз в две недели в особняке на улице Косыгина. Ужинали. Ельцин был всегда в форме, правда, выпив, любил петь. Пел очень хорошо. Ту же «Рябинушку».

* * *

Опыт работы в питерском управлении КГБ мне, конечно, пригодился. Круг проблем, с которым пришлось столкнуться, в целом был мне знаком. В стране полным ходом шла приватизация, и мне пришлось заниматься теми предприятиями оборонки, которые попали в сложное положение.

Среди них – северодвинская «Звездочка», которая производила атомные подводные лодки. Ситуация была сложнейшая. Предприятие остановлено, готовится банкротство, долги по зарплатам огромные. И все это на фоне слухов о скорой приватизации. Люди – на грани срыва. Я полетел в Северодвинск по поручению Ельцина. Встретился с начальниками, потом собрал коллектив. Спасибо моим подчиненным, они хорошо подготовили эту поездку, у меня сложилось полное понимание ситуации. Несмотря на это, разговор с людьми получился очень трудным – думал, они меня убьют. Такой накат пошел, чего я только не услышал… В конце совещания набрался наглости и говорю: «Я только что звонил Ельцину. Борис Николаевич принял решение – никакой приватизации». Все, конечно, полное вранье. Но – овации! Сейчас бы ни за что на такое не решился. Приезжаю – уже доложили Ельцину. Он с порога: «Что вы там себе позволили?» Говорю: «Борис Николаевич, надо было вытаскивать ситуацию». Разложил ему все по полочкам. Он подумал-подумал и согласился: «Очень правильно решили».

Работа эта не была системной. Мы реагировали на конкретные ситуации, в том числе и с гражданскими предприятиями. Так получилось, например, с «Ростсельмашем», который выпускал большую часть советской техники для села. Комбайны были, конечно, так себе, не поспоришь, но ведь 25 тысяч работающих! А если посчитать с семьями? Директор завода Юрий Песков, Герой Социалистического Труда, в прошлом член ЦК КПСС, чуть не плакал. Мы с ним вместе пробились к Ельцину. Сначала он зашел, потом я. Президент внимательно выслушал обоих. Стал какие-то кнопки нажимать, как я понял, звонил Анатолию Чубайсу, который тогда возглавлял Комитет по управлению госимуществом. Дозвонился. Шуметь он умел, правда без мата. Но это производило впечатления, я иногда думал, лучше бы уж матерился. В результате – «Ростсельмаш» отстояли.

Мы вообще тогда практиковали работу внутри предприятий, которые готовили к приватизации. Иногда с помощью еще советской агентуры, на которую можно было опереться. И с телеканалом «Останкино» так работали. Уже тогда к телевидению присматривался Борис Березовский, и мы старались этому противостоять. Было же очевидно, что он захочет использовать этот ресурс как политический инструмент в собственных целях. Телевидение и сейчас влияет на общественные настроения, а тогда, до интернета, оно было просто бронебойным оружием. У меня подходы Бориса Абрамовича вызывали сильное беспокойство. Написал записку президенту. Она до сих пор под грифом «совсекретно». Ельцин на меня «наехал»: «Вы что мне там понаписали?» Говорю: «Борис Николаевич, вы забыли, какую роль сыграли СМИ, когда вы приходили к власти?» Это его задело: «Да, надо подумать». И в тот момент не дал ход приватизации телеканала – всё произошло позже.

А потом 1 марта 1995 года убили генерального директора ОРТ известного журналиста Владислава Листьева. Мы этим делом занимались, и пришли к выводу, что заказчиком был как раз Березовский. Должны были его арестовать. Но информация утекла, и он, видимо, предпринял какие-то шаги и сумел нас переиграть. В результате дело замяли.

Работали, как и в Питере, по агентам иностранных спецслужб. И довольно успешно. Правда, договорились об этом не свистеть. Дело делаем – и хорошо. Брали израильтян, немцев, англичан, очень много брали турок, особенно когда началась чеченская война. При этом мы не хотели конфронтации с нашими иностранными коллегами. Напротив, выстраивали систему взаимоуважительных отношений. Я, как директор ФСК, подписал соглашения о взаимодействии с семью или восемью разведками ведущих западных стран, в том числе с США, Францией, Англией, Германией, Турцией… Представители ФСК были официально назначены во все крупные европейские государства. Мы работали вместе с соответствующими службами, делились информацией, и надо сказать, добились достаточно доверительных отношений. Обменивались визитами. Помню, приезжал директор ФБР Луис Фри. Интересный человек – очень религиозный, отец шестерых сыновей, предельно сдержанный, если не сказать зажатый. Я его в кабинет Андропова сводил, потом – в подвал, где хранились мундир и челюсть Гитлера… В театр вместе сходили. Вроде бы оттаял. Казалось бы, все это мелочи, но все же живые люди, с которыми надо выстраивать отношения. То, что у нас свои интересы, а у них свои, сотрудничеству не мешало.