Пойти в политику и вернуться - [47]

А вот зачем было бить из танков по Белому дому, я, хоть убей, до сих пор не понимаю. Наши оппоненты крупно подставились, развязав бои на улицах Москвы. Они перешли грань, и ничто не мешало с ними разбираться по всей строгости, но без танков в центре Москвы. Я помню, мы собрались на совещание у Сосковца ночью после штурма «Останкино». Говорю: «Всё, они пролили кровь. Это уже банда, и мы с ними должны работать как с организованной преступной группировкой, без всяких вопросов».

Для меня, как и для Голушко, пальба из танков была полной неожиданностью. Сижу на Лубянке, мне докладывают: «Танки приехали». Включаю CNN – ужас! Не знаю, как принималось это решение, но думаю, что к нему приложил руку начальник Службы безопасности президента Александр Коржаков. Павлу Грачёву это точно было не надо. Кстати, не все знают, что в танках не было солдат – только офицеры и генералы.

Потом началось следствие, споры вокруг количества погибших, «чистка» рядов. Для меня ситуация 1993 года была не такой однозначной, как события августа 91-го. Мне было жалко моих коллег по Верховному Совету, многие из которых просто запутались в политических хитросплетениях и наделали ошибок. Поэтому я, как мог, старался вывести их из-под удара. Писал справки, в которых указывал, что такой-то находился в Белом доме по моему поручению. В какой-то момент Филатов не выдержал и наорал на меня: «Серёга, ты с ума сошел? Получается, что там все были по твоему поручению». Многих из них пытались выселить из служебных квартир – тоже делал все, чтобы этого не допустить.

* * *

После октябрьского кризиса ситуация достаточно быстро стабилизировалась. В декабре прошли выборы в Думу, всенародным голосованием была принята новая Конституция. Политическая жизнь входила в более-менее спокойное русло, даже несмотря на то, что «Выбор России», партия, на которую опирался Ельцин, на выборах в Государственную думу выступила довольно слабо, а Жириновский, наоборот, набрал неожиданно много голосов. Сказывались тяжелые последствия реформ.

Я входил в курс дел на новом месте. В декабре мы в Карелии проводили учения по освобождению заложников из захваченного самолета. В Чечне было уже тогда неспокойно, и захваты заложников случались все чаще и чаще. Возвращаюсь из командировки, звонит Голушко: «Ты где? Давай заезжай ко мне, нас Ельцин вызывает». Сели в машину, спрашиваю: «Понятно, зачем?» Он говорит: «Наверное, тебя будут назначать на мое место. Я понимаю, что меня уже списывают». Тут я вспомнил, что Юрий Батурин, он тогда был помощником президента по безопасности, предупреждал меня, что готовится указ о ликвидации Министерства безопасности.

Заходим в кабинет к Ельцину, нам вслед из-за двери смотрит довольный Коржаков. Ельцин показывает текст Указа с этой его знаменитой фразой: «Система органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-КГБ-МБ оказалась нереформируемой». И далее: «С целью создания надежной системы государственной безопасности Российской Федерации постановляю: упразднить Министерство безопасности Российской Федерации».

Указ написан от руки. Голушко растерялся, молчит. А я говорю: «Борис Николаевич, а кто будет заниматься контрразведкой? Кто будет заниматься охраной границы?» Задумался. Тут Батурин заходит, он сидел в приемной, мы успели с ним переговорить до этого. Включается в разговор: «Степашин с Голушко предлагают создать на базе Министерства безопасности Федеральную службу контрразведки». Благодаря поддержке Батурина указ был скорректирован, директором ФСК стал Голушко, и мы начали очередную реформу.

Думаю, что идея ликвидировать министерство принадлежала Коржакову, который возглавлял Службу безопасности президента. С Коржаковым у меня никогда не было близких отношений, но и конфликтов тоже не было. Против меня лично он не интриговал, но «контору», считал, надо заменить его службой. Уверен, что указ он сочинил вместе со своим заместителем генералом Рогозиным, который прославился тем, что гадал по звездам. Было в службе Коржакова и такое. Кто-то эти предсказания даже слушал… Однажды году в 95-м Рогозин увидел меня в Кремле в синем костюме и галстуке и сказал: «Будешь президентом». Ошибся.

Голушко очень достойный человек – порядочный, профессиональный и совестливый. Мы до сих пор сохранили с ним товарищеские отношения. Когда Дума в феврале 1994-го объявила амнистию «героям» августа 91-го и октября 93-го, он попал в сложную ситуацию. Всех их содержали в нашем СИЗО «Лефортово». Дело было в субботу – формально выходной день. Голушко знал, что Ельцин против амнистии. Он позвонил мне, мы оба были на работе: «Что будем делать?» Я говорю: «Николай Михайлович, сегодня суббота, поедем на дачу, посидим до понедельника, а там видно будет». – «Я так не могу». И распорядился выпустить всех на свободу. Кстати, я считал и считаю, что амнистия была очень разумным шагом: нечего было из этой компании делать мучеников. Но у Ельцина была другая позиция, он был поступком Голушко буквально взбешен. Я как раз был у него в кабинете, когда он звонил Николаю Михайловичу. Голос дрожал от ярости: «Вы не выполнили приказ». Голушко пытался объясниться: «Я действовал по закону». Но Ельцин слушать не стал – бросил трубку. Голушко тут же подал рапорт об отставке, а Ельцин подписал соответствующий указ. Меня назначили исполняющим обязанности, а в мой день рождения 2 марта 1994 года был подписан указ о моем назначении директором ФСК. Насколько я знаю, Ельцин сомневался, но мою кандидатуру очень поддерживал Сергей Филатов. Он и убедил Ельцина. Мне президент даже не позвонил. Об указе я узнал от Илюшина: «Ты директор. Приезжай в Кремль». Как раз Ельцин проводил заседание Совета безопасности, и меня представили как директора ФСК. И еще месяца два-три у нас с президентом были отношения с прохладцей. Предполагаю, там были люди, которые ему подкидывали вопросы, нужен ли нам такой человек, как Степашин, нужна ли эта служба вообще… Примерно до апреля 1994 года у нас была очень неопределенная ситуация. Спасибо Батурину и Илюшину, с их помощью мы подготовили коллегию ФСК, куда пригласили Ельцина. Я выступил, и Борис Николаевич неожиданно отреагировал очень тепло: «Я вижу, как меняется служба под руководством Сергея Вадимовича. Это было очень удачное назначение. Я рассчитываю на вас». Потом мы в перерыве зашли в заднюю комнатку, посидели, выпили по рюмке, поговорили, и после этого у нас снова восстановились нормальные отношения. Мы встречались очень часто, еще чаще – перезванивались.