Пойти в политику и вернуться - [12]

Власть была абсолютно деморализована. Местные начальники, а среди них были и армяне, и азербайджанцы, не нашли в себе силы оказаться «над схваткой», по факту, втянулись в противостояние – кто-то прохлопал разрастание конфликта, кто-то сознательно попустительствовал своим. Принадлежность к одной или другой национальности оказалась важнее служебного долга. Именно поэтому в Сумгаит, а потом и в другие зоны межнациональных конфликтов отправляли в основном русских, которые в этих конфликтах были нейтральной стороной. Это было оправданно.

Основное, чем мы занимались, – патрулировали улицы. И я, и мои курсанты впервые в жизни выходили на дежурство с боевым оружием. В Ленинграде мы обычно ходили в патруль во время праздников, но из оружия у нас были только штык-ножи. Да и ими пользоваться не приходилось. Дежурства проходили абсолютно мирно, вообще без происшествий. А тут обстановка, приближенная к боевой. Кроме патрулирования, в наши задачи входила охрана мест, где укрывались армяне, – в свои квартиры и дома возвращаться они боялись. Жили в клубах, в школьных спортзалах. Офицеры еще и вели прием местного населения. Приходили в основном мужчины-армяне – просили помочь похоронить близких, уехать из города. Женщины обращались с просьбами реже – только если мужья погибли.

Под моим началом были курсанты 3-го и 4-го курсов. Младшие курсы в горячие точки не брали. И правильно – тут и люди постарше психологически справлялись с трудом. Но должен сказать, что курсанты испытание выдержали. Вели себя совершенно по-взрослому. У нас не было ни одного происшествия, ни один не сорвал задание, не ныл, не жаловался на условия, даже не напился. Я как командир их чувствовал и понимал. Мы же хорошо знали друг друга по учебе и давно нашли общий язык. Хотя никакого панибратства в наших отношениях не было – все по уставу.

Я потом размышлял, почему в Сумгаит, а позже и в другие горячие точки направляли курсантов и слушателей политического училища МВД? Вроде бы разбираться с беспорядками в стране должны подразделения внутренних войск. Но эта ситуация была особой. Там не с автоматом надо было бегать, а прежде всего разговаривать с людьми – выслушивать, успокаивать, снимать стресс. Курсанты и слушатели политического училища для такой работы были, конечно, лучше подготовлены, чем срочники. Ну а офицеры с их преподавательским опытом вообще в этой ситуации оказались незаменимы. Общий уровень образования, профессиональные педагогические навыки – все это облегчало контакты с местным населением.

Мы пробыли в Сумгаите около трех недель. Новой волны погромов удалось избежать. Это было очень непросто. И хотя в прямых столкновениях мы не участвовали, и оружие никто из нас в Сумгаите ни разу не применил, ощущение пороховой бочки не покидало ни на минуту. Когда есть убитые и раненые с обеих сторон, не только исторические счеты, но и месть постоянно подогревает конфликт. Когда улетали, мне уже было ясно: это не последняя командировка в зону межнационального конфликта. Этого или другого. Так и оказалось.

Через полгода произошли события в Фергане. На этот раз столкновения начались между узбеками и турками-месхетинцами, которых в 1944 году депортировали сюда из Грузии. Сначала власть объявила погромы просто бытовой дракой. Хорошо помню, как Рафик Нишанов, в то время председатель Совета национальностей Верховного Совета СССР, рассказывал с высокой трибуны о ссоре из-за тарелки клубники на рынке. Но нам-то после Сумгаита все было ясно. В стране вспыхнул еще один межнациональный конфликт. И еще одна уходящая корнями в прошлое проблема – депортированные при Сталине народы. Я уже почти наверняка знал, что меня ждет очередная командировка. И нас к ней уже готовили – мы более или менее успели изучить предысторию конфликта. И тем не менее вылет в Фергану тоже был достаточно неожиданным. Снова ночная тревога, снова быстрая погрузка в самолет. Только теперь я хорошо представлял, что нас ждет на месте событий. Я был не единственный преподаватель, кто прошел через Сумгаит, – теперь у нас был опыт, которого так не хватало в первую командировку. И какой-то психологический запас прочности. Этого опыта и этого запаса прочности не было у курсантов. С нами летели те батальоны, которые не прошли Сумгаит. Думаю, что такое решение было правильным. Нельзя было гонять курсантов из одной горячей точки в другую, не каждый бы выдержал такие эмоциональные перегрузки. Надо было дать им возможность нормально доучиться, защитить диплом и выйти из стен училища со здоровой психикой.

23 мая конфликт перерос в кровавые столкновения, которые постепенно охватили всю Ферганскую область и длились до середины июня. Мы дислоцировались в самой Фергане. Наши задачи были примерно теми же, что в Сумгаите, – развести участников конфликта, предотвратить новую волну погромов. Уже было понятно, что лучший выход в этой ситуации – эвакуация турок-месхетинцев. Их дома были разрушены и разграблены, более ста человек погибли – две трети из них были турками, остальные – узбеки, многие были ранены и покалечены. Мы уже не только патрулировали улицы и охраняли пострадавших, но и помогали их эвакуировать из зоны конфликта. Вывезти удалось около 16 тысяч человек. Собирали в лагеря для беженцев, сажали в военные самолеты и отправляли в российские регионы. Для турок это было и спасением, и трагедией. Ехали на новое место, практически все нажитое приходилось бросать… А что делать – никакого другого выхода просто не было.