Пойти в политику и вернуться - [11]
Подобрать фотографии к этой книге оказалось непросто. Никогда не хватало времени заняться архивом всерьез. Спасибо маме, самые старые фотографии она бережно сохранила. А вот выбрать снимки последних 30 лет было куда сложнее: слишком много событий вместили эти годы. И каких событий! Фотографий море, а найти хотелось такие, которые не просто иллюстрируют факты, но и передают их драматизм, а иногда и трагизм. Не знаю, удалось ли мне это сделать. Надеюсь, что да.
На фото, сделанном в Санкт-Петербурге в 1906 году, семья Соловьёвых (это девичья фамилия моей мамы). Мои прадедушка и прабабушка с бабушкой Марией Петровной – Петровной, как я ее называл
По-настоящему семейная жизнь моих родителей началась в Порт-Артуре. Расписались они в Ленинграде, но очень скоро отца отправили служить в Китай
Мое первое фотосвидетельство о рождении. Мне полгода. Порт-Артур, 1952 год
Здесь я уже вдвое старше. 2 марта 1953 года. И тоже Порт-Артур
Позирую. Порт-Артур. 1953 год
Теперь мы с мамой позируем вдвоем. Там же тогда же
С младшей сестрой Таней. Мы уже переехали в Ленинград. 1959 год
На рыбалке. 1965 год
С женой Тамарой и сыном Володей в Ленинграде. 1979 год
Курсант Степашин. Ленинград. 1969 год
Честно говоря, я толком не знал всю непростую предысторию взаимоотношений азербайджанцев и армян. Конечно, изучая историю в училище и академии, читал про геноцид 1915 года, но для меня это была трагедия, связанная с Турцией, а никак не с Азербайджаном. Я очень поверхностно представлял проблему Нагорного Карабаха, об истинной остроте которой до событий 1988 года даже не догадывался. Говорю про себя, но на самом деле мои сослуживцы знали не больше моего. Иногда – меньше. О курсантах и слушателях и говорить нечего. Впрочем, подозреваю, что тогда даже генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв плохо представлял себе всю остроту межнациональных противоречий в разных регионах СССР.
В феврале 88-го из разных регионов Закавказья стали приходить тревожные новости. В столице Нагорного Карабаха (Нагорно-Карабахской автономной области – НКАО) Степанакерте не прекращались многолюдные митинги. 20 февраля там состоялась внеочередная сессия Нагорно-Карабахского областного совета народных депутатов, на которой было принято решение «О ходатайстве перед Верховными Советами Азербайджанской ССР и Армянской ССР о передаче НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР». Реакция Баку была резкой. Одновременно начались конфликты в зоне компактного проживания азербайджанцев в Армении. В результате – в Баку и Сумгаите появились беженцы. Информация, поступавшая из Закавказья, была отрывочной, каждая из сторон настаивала на своей правоте, официальная пресса по команде ЦК старалась «не нагнетать», но скрывать происходящее в условиях гласности было уже невозможно. Руководство МВД, конечно, по своим каналам получало более полную информацию. Видимо, поэтому приказом начальника училища нас, офицеров, в конце феврале перевели на полуказарменное положение – «тревожные» чемоданы у каждого были наготове. В этот момент я уже не только преподавал, но и был заместителем начальника кафедры в звании подполковника.
Подняли ночью по тревоге. Построились на плацу, начальник училища поставил задачи. Через 40 минут уже ехали в аэропорт. Летели военно-транспортным самолетом, который был не очень приспособлен для переброски людей. Так, вместо кресел стояли какие-то скамейки… Но об удобствах мы не думали. Во время полета нас проинструктировали: в Сумгаите массовые беспорядки, идут столкновения между азербайджанцами и армянами, есть жертвы, надо предотвратить повторение погромов, снять напряженность. Мы, конечно, понимали, что командировка будет непростой, но даже представить не могли – насколько.
Приземлились в Баку, оттуда отправились в Сумгаит. К моменту нашего прибытия погромы уже закончились. Но первое впечатление от города было настоящим шоком. Что мы тогда знали о массовых беспорядках? Ну ожидали увидеть драки, разбитые витрины, разгоряченных людей, а увидели трупы и кровь на асфальте. Растерзанные люди лежали прямо во дворах – родственникам не давали возможности их забрать и похоронить. В наши дни, в нашей стране… Невозможно было поверить. Убивали не врагов на поле боя, а соседей, с которыми еще вчера ели шашлык и пили коньяк. Да еще и с невероятной жестокостью – неважно, кто попадает под руку – женщина или ребенок. У меня в голове не укладывалось, как мог произойти такой переворот в сознании. Даже если представить, что твоих соотечественников кто-то обидел в Армении, причем тут вот эти, конкретные, люди, твои соседи и еще вчера друзья? Национальность не может быть составом преступления. Оказывается, что для кого-то может. Для меня это было тяжелым открытием.
Армяне составляли меньшинство, так что силы были неравными. По официальным данным, погибли 27 армян и 8 азербайджанцев. Но тогда всем казалось, что намного больше. Скорее всего, от испытанного потрясения. Местные милиционеры, да и просто люди приносили нам фотографии убитых и раненых – это был просто ужас. Вырезали целые семьи, зверствовали… Я в те дни выслушал десятки историй, от которых волосы становились дыбом, но деталей память не сохранила. Наверное, потому, что психика отказывалась это воспринимать. Все увиденное и услышанное – как одно кровавое пятно.
