Пояс неверности. Роман втроем - [8]

— Не знаю, — соглашаюсь я, — вряд ли кто правдиво ответит на вопрос: «А он у тебя действительно мал?!»

Эва, бывшая эстонка, смеется, говорит что-то еще. Я слушаю не очень, потому что минуты через две повторяю:

— У Него кто-то есть.

— О том, что у него кто-то есть, нетрудно было догадаться с самого начала! — наконец выдает Эва один из десяти возможных неконструктивных ответов.

м., 29 л.

С самого начала я догадывался, что она догадается. Нашей Мамочке не откажешь в проницательности. Это один из ее талантов.

Будто я сам не знаю, что рано или поздно все придет к финалу. Еще ни в одной истории не было так, чтобы не было финала, разве что в «Санта-Барбаре», если кто помнит. Которую взяли, да и оборвали из-за падения рейтингов.

Вот так-то, мой милый ангел-хранитель.

Мой-то рейтинг высок как никогда. Особенно если почитать Сказки Матушки Гвендолен, ха-ха.

Вот сейчас я смотрю в зеркало (в широкое, ясное, как дорога у Некрасова, громадное зеркало в ванной, в этой охренительной квартире-студии, которая никогда не станет моей, ну и черт с ней). Я стою там абсолютно голым. Я виден в этом зеркале с головы до ног. Ну, почти до самых ног — особенно если приблизить нос к стеклу.

Да, все у меня в порядке. И с головой, и с ногами, и между. Что ни говори, у меня тоже есть положительные стороны. Особенно лицевая.

В женских журналах очень убедительно пишут, что мужикам свойственно оценивать чужой размер. Причем свой они видят всегда сверху, а чужой — сбоку. От этого свой неизбежно кажется меньше. И мужики от этого неизбежно комплексуют.

Будто бы это разновидность дисморфофобии.

Смешно звучит: дисморфофоб. This more.[1] For fap.[2]

Глупости все это. Какой смысл сравнивать их в нерабочем положении? Если, конечно, не предположить, что у вас у обоих уже на взводе.

Хотя и такое бывает, конечно. Скажем, если вы нарочно сговорились — сравнить. Как в седьмом классе: кто спустит быстрее.

Быстрее, выше, сильнее. Как гласит олимпийский девиз этого гомика, Де Кубертена. Не обижайся, мой ангел, ладно?

Что поделать, если он просто-таки заточен под правую руку? Как в анекдоте: «How do you do?» — «All right».[3] (И, зажимая нос, как переводчик на старом видео): «Как ты это делаешь?» — «Всегда правой».

Я тебе больше скажу, мой ангел: левой ничего и не получается. Совсем не те ощущения. Тут что-то с полушариями мозга. Человек вообще — биполярное существо.

Так.

Хватит.

Пора заканчивать с этим.

Протянуть руку (правую) и выключить душ (бррр). Вытереться и выйти.

Сегодня вечером приедет мелкая. Мамочка пусть отдохнет. Такой уж у нас график.

«Может быть, нам съездить отдохнуть куда-нибудь?»

(Это она спросила недавно.)

«Куда?»

«Туда, где тепло».

(Тут я ее вяло обругал. По правде сказать, мне было все равно, куда ехать — или куда не ехать, хоть в Аспен, хоть в Сочи. Но я слишком хорошо знал, что она имеет в виду под «теплом». Тепло общения двадцать четыре часа в сутки с нею одной. Право собственности — неизменный приоритет для нее. Здесь она тверда, как Гаагский трибунал. Я как-то для смеху закидывал ей удочку про свинг — так у нее даже губы побелели.)

«У нас с тобой любой разговор заканчивается ссорой. Мне это не нравится».

(Так она сказала — довольно жестко. Только голос дрогнул на излете фразы: «мне это не нра…»)

«Мне тоже».

(Это я ответил по инерции.)

Не прошло и минуты, как мне стало жаль ее. И я поступил как обычно.

Пусть это мне и не нра.

ж., 19 л.

Дорогой мой молескинчик, привет, я очень скучала, вот честно. Целый рабочий день только и утешалась, что приду вечером, достану тебя из ящика, поглажу нежные странички, поднесу к лицу, втяну носом твой особый запах хорошей бумаги и чуть-чуть клея. Возьму ручку и напишу: дорогой мой молескинчик!..

Выпал снег, пора уже, ноябрь вроде бы. Когда я была маленькая, на осенних каникулах всегда был снег. Сегодня скакала до метро и видела, как два мальчика лет десяти лепили микроснежных баб. Таких маленьких, размером с ладонь, и устанавливали на гранитном парапете. Подсмотрела, что вместо глазок впихивали им копеечные монеты…

— Любимый!

— Милая, когда ты меня так называешь, да еще столь торжественным тоном, я теряюсь.

— Мы должны поговорить.

— Не хочу тебя огорчать, но что же мы, по-твоему, делаем сейчас?

— Серьезно поговорить.

— Эс пэ. Оооо, Господи… Может, лучше еще заходик?.. Ползи сюда. Посмотри, у дяди-доктора есть такая штучка…

— Штучка! Заходик! Дозаходились, похоже.

— Это мы о чем?

— О том.

— Знаешь что, меня твоя детсадовская лексика напрягает. Вот все эти: жадина-говядина, почему-потому, что кончается на «у»…

— Я так не говорила, что кончается на «у».

— А могла бы.

…С Любимым мы нафиг разругались, и я теперь даже не знаю. Скомандовала себе притормозить с мыслями вообще, ну а что тут думать, что тут думать. Хули толку, как говорит Славка-водитель, зевая в пробках, что выехал на три часа раньше, те же яйца, смотрим сбоку. Так что, дорогой молескин, не буду о грустном, не буду о сложном — короче, не буду.

Ксюха звонила, едет в гости, причем вдвоем — она недавно познакомилась с одним мальчишкой, звать Ганс, так он известный в Москве паркурист. Вот с ним едет.