Повстанческая армия имени Чака Берри - [44]

Что все это вокруг называется именем Жизнь!

Называется именем Бог,

Это громкое, внятное, «Да»

Это страшный, бесценный подарок,

Который нам сделал бессмертный Господь

Навсегда!

Вы подумайте, только — единственный

раз, и Навсегда!

(стихотворение Р. Неумоева)

Смотрели фильм, «Кукушка»? Там такой сюжет, что во время войны оказались волею случая два солдата, двух воюющих армий в стойбище одинокой саамки. Один — финн, снайпер («кукушка», на военном жаргоне), другой, советский офицер, а хозяйка — саамка. Саамы, народ такой, на севере Финляндии. У них свой язык, не финский. Так вот эти люди говорят на разных языках, друг друга не понимают и цели у них в жизни, абсолютно разные. А деваться им, какое-то время друг от друга некуда. Хочешь, не хочешь, а живи, и друг другу помогай, и чего-нибудь делай. Вот так и все мы. Живем на одной планете. И деваться пока что некуда. Пока что еще возможности разлететься по разным галактикам, технические устройства не позволяют. Так, что хочешь, не хочешь, а живи! И хорошо. И слава Богу! И ничего тут другого не придумаешь.

Часть 4

Через пару дней мы двинули автостопом, переехали через перевал и минуя поворот на Юрюзань, в направлении Уфы. Потом были ночи и дни на трассе. Потом Пенза, потом Рязань и наконец Москва. В Люберцах мы навестили летовского брата Сергея. Который известный музыкант и саксофонист. И который часами способен наяривать на саксофоне всяческие витееватые, импровизаторские пассажи, но который, попроси его сыграть что-нибудь простое и осмысленное, долго будет пыхтеть и потеть, но вряд ли сыграет вам хотя бы «Калинку-малинку». Понятно, не барское это дело, «Калинку-малинку» играть. Барское дело, при помощи саксофона с Богом разговаривать. Видали мы таких! Большие шельмы, как правило.

Задерживаться у Летова-старшего было не с руки. Нас ждал теплый, красивый и древний как Русь, город Киев.

Что это за чудо — летний, величественный, весь пропитанный стариной и медленным воздухом, город Киев. Я никогда не был в Киеве зимой. И я не хочу быть там зимой. Но в августе, когда в садах уже висят спелые яблоки, груши и сливы, в августе я мечтаю приехать в Киев, хотя бы еще раз. И неспеша пройти по Андреевскому спуску и попасть на Подол. И снова подняться и пройти мимо дома Булгакова и мимо замка Ричарда. И зайти, по дороге, в одно из маленьких, уютных кафе и выпить там чашку кавы. А потом пойти по Крещатику. Сначала по одной стороне. А потом вернуться по другой, и снова прийти и сесть у фонтана, что на площади, у главпочтампа. Хотел бы повторить это, хотя бы один лишь раз. Но, возможно, этому не суждено уже быть никогда.

Мы остановились в Киеве у летовского знакомого, на левобережье, на первом этаже нового дома, в трехкомнатной квартире. Что их связывало? Кажется общее увлечение коллекционированием винила. Я с удовольствием осваивал новые для меня украинские слова. Оказывается, это только в обрусевшем Киеве, хлеб это «хлiб», а на настоящем украинском, на котором разговаривает западенская хохляндия, тот же хлеб уже будет «паляныця». Это в русской транскрипции. Правильно выговаривать это слово я так и не научился. Так что в городе Львове меня за такое произношение могли бы, наверное, хорошенько вздуть, исполненные самостийности украинские хлопци. Но именно тут я вспомнил, что по-матери, наполовину-сам являюсь «гарным хлопцем». Все мои родственники, по материнской линии из Мукачево. Это в Карпатах. И это такая «западенщина», что куда там городу Львову! Мы часами гуляли по жаркому, благословенному Киеву. Пошли в Киево-Печерскую Лавру. Там забрались в один из отдаленных уголков и несколько часов лежали на траве, под яблоневыми и сливовыми деревьями небольшого лаврского сада. Сейчас, наверное туда уже не попасть. Это внутренние территории Лавры, куда туристов и посетителей стараются не допускать. Но в тот период времени Лавра считалась еще наполовину музеем и монахи чувствовали себя не совсем хозяевами. Вроде, как бы из милости их в Лавру пустили, помолится.

Мы лежали и наблюдали перед глазами синее небо. А раньше неба, висели спелые огромные яблоки и сливы. А вокруг не было ни души. Этот глухой лаврский тупичок, где растет несколько фруктовых деревьев — напоминание о Рае. Несколько минут, проведенных там, все равно, что вечность. Нет ощущения времени. Я даже не могу сказать точно, сколько мы там пробыли: пол-часа, час, два, три часа. Времени не было. Иллюзия, конечно. К реальности нас вернул молодой послушник. Он появился неожиданно и сказал:

— Что вы делаете? Зачем вы, это? Эти фрукты на трапезу идут.

Это в ответ на то, что мы с Егором яблоки, да сливы монастырские давай сбивать и нагло кушать.

Напомнил, стало быть нам, что это не рай, а мы не херувимы. У этого виноградника есть хозяин. Он не страшный. Он не станет кричать, гнать и стрелять из берданки. Он просто пошлет вот такого юношу и тот напомнит, что хозяин у виноградника есть. Мы не хамы. Мы понимаем. Мы просто молча уходим. Спасибо, что дали немного времени побыть в раю. Оно нам кажется вечностью.

Через несколько дней, устав сидеть в квартире, решаем сделать ночную вылазку в лес. В лесу, вернее в огромном парке, по ночам, как нам сказали, можно встретить последователей Порфирия Иванова. На Украине, как-то особенно много последователей его учения. Одна девушка-ивановка пришла даже с нами пообщаться. Вела себя типично для сектантов. Малейшая ирония по поводу учения или его основателя, сразу настороженность, замкнутость, обида, отношение как к чужакам. Не разделяем взгляды Учителя, значит потенциально — опасны. Если вовремя не расшаркаться, и не проявить, хотя бы толерантность, начнется прямой конфликт. Улыбчивость сектанта моментально переходит в агрессивность, стоит только усомниться в учении. Это типично. Сами можете наблюдать, при случае.