Повстанческая армия имени Чака Берри - [42]

Но все проходит, и мы миновали и этот сказочный луг и углубились дальше по склону горы вглубь поясных трав, и лесных чащ. Дорога становилась все более призрачной, невнятной, теряющейся среди густой растительности. Порой ее стало трудно даже обнаружить у себя под ногами. Мы входили в места, которые редко посещаются людьми и где продвигаться вперед, означает, что надо не просто идти, а надо продираться сквозь заросли.

— Слушай, дружище, — обратился я к Летову, — а куда мы, собственно идем? Не пора ли ставить палатку и делать привал?

— Давай, — слегка отстраненно, как и положено «нелюдю-экзистенциалисту», ответствовал Егор. Он был как всегда задумчив и озабочен чем-то своим, о чем меня не стоило ставить в известность. Хотя, нет, вру, он был как всегда бодр и с радостью помогал мне натягивать палаточные растяжки и стелить под палатку большой кусок полиэтилена. А может и то и другое, сразу. А может ни то, и не другое. Кто их разберет, этих «нелюдей», что у них на уме. Загадочные существа.

Но вот, палатка была поставлена, прикрыта от дождя полиэтиленом. Я зажег таблетки сухого горючего, что бы мы могли немного согреться и спастись от царящей здесь, на перевале, всепроникающей сырости. От нее, как я уже описывал даже сосны превратились в баобабы. Я понял, что если мы тут сильно задержимся, то тоже во что-нибудь превратимся. И в этот момент, от Летова поступило сообщение, что он тут, просто так, без дела сидеть не намерен. А он намерен идти дальше и путь на Лысую Гору. На горе той, по слухам, происходили разные необычные явления. То ли там ведьмы раньше собирались, то ли еще чего. Я так и не понял. А вот только, надо было Егору Летову на эту Лысую Гору залезть непременно и обязательно. Надо до зарезу. Так надо, что если на нее не залезть, то жить-то дальше, возможно и незачем. А как вы думали? Это же экзистенциализм. Не хухры-мухры.

Есть много людей от которых я слышал: все на свете надо обязательно попробовать. Что если не попробовал чего, так и не говори, о чем не знаешь. Один мой «продвинутый» знакомый — наркоман, напористо уверял меня, что как я могу осуждать или хвалить употребление наркотиков, если сам их никогда не принимал. Выходит, что я и о состоянии удушья ничего не могу говорить, поскольку никогда не вешался. Может оно и так. Может мне, вообще лучше помалкивать. Почему бы и нет?

Вообщем, я откровенно заявил Летову, что он может лезть хоть к черту на рога, а я уж лучше тут полежу, в палатке, да подремлю малость. Летов ушел искать путь на Лысую Гору, а я остался лежать. Но что-то не спалось. Все думалось. Как он там, на Лысой Горе? Зачем? Чего хочет-то? Чего ищет? Пошел дождь. Водяные капли глухо застучали по полиэтиленовой накидке. Я лежал и думал, что подготовился я к этому походу неплохо. Большие куски толстой полиэтиленовой пленки неплохо предохранили бы нашу палатку даже от ливня. А тут, пока еще только накрапывает. «Ничего, переживем»_. думал я. Вот только усиливающийся холод начинал доставать. Дождь затарабанил сильнее. Где-то, через пол-часа, в палатку запрыгнул вернувшийся Егор. До Лысой Горы он, правда не добрался, но вот промок он весь, до последней нитки. Пришлось его срочно переодевать во что-нибудь сухое. Вот и пригодились мои пожитки, от коих распух мой рюкзак и кои давили мне уже который день на спину и натирали красные болючие полосы на ключицах.

Да, но все ж таки, Летов-то, что? Зачем лезет на эту Лысую Гору, рискуя схватить воспаление легких. А в нашем положении, даже тривиальная простуда была бы совсем некстати. Ради чего рискует здоровьем, спрашивается? Что он там рассчитывает такого увидеть, на этой горе? Корабль пришельцев, что ли? Оказывается, если бы там был корабль пришельцев, Летов бы туда не полез. Как раз, вот на корабль пришельцев Летову абсолютно насрать. Да и ведьм там давным-давно никаких нету и в помине. И скорее всего, никогда и не было. Но ведь гора-то Лысая! Ведь за тысячи верст от уральских гор, в горах Ливанских, в Иерусалиме есть гора с таким же названием. Известна она, как гора Голгофа. Голгофа — это тоже, лысая гора**. И это, своего рода, сакральный архетип христианской культуры. До меня начинает доходить, что Летов — инстинктивный христианин. Конечно, голова у него забита всякими научными, мистическими и философскими бреднями. Всяческими Сартрами, Камю, Хайдеггерами, Бердяевыми, Кастанедами и прочей чепухой. Но это — голова. А ведь другое дело — душа. Душа рвется туда, на Лысую Гору, куда взошел Тот, который навсегда изменил весь мир. И мир уже никогда не будет прежним. Значит, помимо всех этих экзистенциализмов, «сартров и масартров», бьется в груди и пульсирует та единственная болевая точка, что вопреки уму и рассудку ноет и зовет туда, домой. И если Им указан путь, и этот путь лежит через Лысую Гору, значит надо лезть, во что бы то ни стало, лезть, не взирая ни на что!

И я зажигаю таблетки с сухим горючим, чтобы хоть немного отогреть этого скалолаза.

— Да, ладно, — говорю я ему, — в другой раз залезешь. Куда она денется эта Лысая Гора. Гора-то, ведь никуда деться не может.