Повстанческая армия имени Чака Берри - [45]

Решаем идти в лес, поглядеть на «ивановцев». Что за люди? На какую гору лезут? Люди или «нелюди»?

В ночном лесу немного жутковато. Но идем. Я, Летов и наш друг Коля. Папа Колин запомнился. Папа замечательный. Узнал что мы «москали», страшно обрадовался. Папа бывший ракетчик. Делал СС-20. Когда ракеты при Горбачеве стали демонтировать, папа помешался рассудком. Думаете это шутка? О, если бы!

Идем через лес какое-то время. Наконец, поляна. На поляне горит огромный пень. У пня стоят крепкие мужики в одних плавках. Идет дождь. Мужики стоят у горящего пня и говорят о своем. На нас как-бы не обращают внимания. Мы какое-то время стоим тоже неподалеку. Дурацкая какая-то ситуация. Они стоят. Мы стоим. Ни здрасте, ни «хау ду ю ду». Делают вид, что наше появление им пофиг. Тогда мы решаем проявить себя первыми. Мы делаем вид, что уходим. Потом разбегаемся и неожиданно выскочив из-за деревьев с громкими воплями бежим мимо «ивановцев». Те удивленно смотрят нам вслед, но с места не двигаются. Продолжают делать вид, что мы им до фени. Коля ведет нас к купальне, где «ивановцы» окунаются в ледяную воду. Больше мы ничего не придумали, чем бы нам удивить или смутить «ивановцев». Скушно. Взорвись мы у них на глазах или улети на Луну, они так же будут стоять у своего пня и делать вид, что нас как-бы и нету, вовсе. Можно было просто поздороваться и завести разговор. Но ничего нового мы бы не узнали. Потеря времени. Однако, стало ясно, что Порфирий Иванов — дядя серьезный и нанесенных обид не прощает. Его месть настигла нас буквально сразу, как только мы вышли из леса и очутились в обитаемой части города.

4. Случилось так, что на нашем пути оказались овощные лавки. Лавки были пустые. Но за их решетками, на прилавках, валялись остатки не проданных за день овощей. Ну, помидоры, там, огурцы, баклажаны. Из леса мы вышли проголадавшиеся, да и дома у Коли нельзя сказать, чтобы царило продуктовое изобилие. И мы соблазнились, взять эти валявшиеся овощи. А взять их как? Протяни руку сквозь решетку, да и бери. Вот мы их, значит, взяли и идем себе дальше. Вдруг, неожиданно нас хватают и заламывают нам руки несколько дюжих милиционеров. И нас тащат за шиворот в отделение милиции при автовокзале. Ларьки эти, злополучные, метрах в 100 от автовокзала были. Вообщем взяли нас. Привели в комнату милиции. Посадили на скамейку. Сидим, переглядываемся. Уворованные овощи прямо при нас. Все улики прямо в своих руках и держим. Сидим. Я свою улику начинаю потихоньку хрумкать. Это огурец. Звук моего хрумканья отрывает сидящего напротив мента от работы. Он чего-то там пишет, понимаешь ли.

— Я те щас, пиздюлей как навешаю, — мрачно говорит он мне, глядя бычьими глазами.

Правду сказать, непонятно, что его разозлило. Толи то, что я громко хрумкаю, толи то, что я улику нагло поедаю, вещь док, так сказать. Как на такую его угрозу реагировать. Дураку понятно, что отмудохать меня, это ему — одно удовольствие. Жутковато, конечно. Но я ему, вдруг, спокойно так, но твердо, говорю.

— Если вы меня хоть пальцем тронете, то я во-первых, стану тут же орать на весь автовокзал. И орать буду громко. А завтра пойду к Ивану Михайловичу. Этот прокурор по надзору. И напишу у него заявление.

Никакого прокурора Ивана Михайловича нету в помине. Это и мне и моим друзьям совершеннейше известно. Летов шепчет мне на ухо:

— Ромыч! Кончай это дело. Не лезь на рожон.

— Ладно, — шепчу я ему в ответ, — поглядим кто вперед на воле окажется.

Коля вообще, молчит, ошеломленный всем происходящим.

К удивлению моих друзей, мент не только не делает попытки меня избить. Он утыкается в свои бумаги и замолкает. Вызывает машину и нас везут в здание отдела внутренних дел. Сидящий там мент, пожилой уже, спрашивает:

— Вы кто будете?

Я ему рассказываю про лес и про ивановцев все как есть.

— Понятно, — говорит он, — туристы значит. Тут появляется дежурный следователь. Почему-то отделяет меня от Летова и Коли. Ведет к столу, дает листок бумаги и ручку.

— Пишите, — говорит, — как дело было.

Я быстро пишу: так, мол, и так, шли из леса, с прогулки. Задержались у ларьков. Милиция сочла наши действия подозрительными и нас задержали. А мы ничего противозаконного и не помышляли. Огурец я свой доел окончательно, еще в ментовском бобике. Так что в руках у меня ничего нет. Летов с Колей свои улики так и держат в руках. Капусту, что ли какую-то или еще что. Ну, идиоты, блин. Жрать их надо было, улики эти. Я им пример подавал.

Следак бросил беглый взгляд на мою писанину и сказал, что я могу идти на все четыре стороны. Я вышел из ментовки. Отошел метров на тридцать и стал ждать товарищей. Ждал минут двадцать. Наконец отпустили и их. Спасибо Иван Михалычу, прокурору по надзору. Ну, думаю, Летов, ты Летов. А еще «нелюдь»! А Порфирий Иванов, все ж таки жуткий мужчина, мстительный.

Через пару дней, мне стало в Киеве скучно и я рванул в Крым, в Алушту. Там, как сообщило сарафанное радио, я мог бы повстречать своих тюменских друзей Вову Богомякова, Анку Максименкову, Янку Дягилеву, Гузель, Аркаху Кузнецова с Иркой Кайдаловой. Это мне показалолсь интересней, чем с Летовым в одной квартире сидеть. Да и то сказать. Ну что он, в самом деле?! Двадцать с лишком лет на свете прожил, а о том чего можно в ментовке говорить, а чего нельзя, не знает.