Повстанческая армия имени Чака Берри - [24]

Никакой гримерки нам, разумеется, не дали. Кто мы такие? Никому неведомая группа товарищей, свалившаяся, как снег на голову, руководству Свердловского рок-клуба. Мы ожидали своей очереди в коридоре, на задворках сцены. Волнение. Предконцертный мандраж и все такое. Курили в туалете и старались друг друга подбадривать, как могли. Это музыканты. Шоу-группа воглаве с Немировым времени зря не теряла. Где-то раздобыли оцинкованную ванну. Притащили кучу пустых бутылок. Непонятно, где нашли огромный самовар. Притащили какую-то лестницу. Назревало некое грандиозное шоу.

Во время настройки звука на сцене произошел первый тревожный эпизод. Видимо, наш вызывающий вид и наглость, с которой мы лезли на сцену, сразу как-то не понравились ведущему оператору клуба. На мои требования настроить поотчетливее голосовой микрофон он отреагировал в том смысле, что нечего, мол, тут свои правила устанавливать. Мол, будете себя так вести — вообще звук выключу и уйду.

В общем, мы с ним сразу поцапались. И он, дав нам понять, что таких музыкантов, как мы, и настраивать особо нечего, действительно выключил пульт и ушел. Я побежал к Коле Грахову жаловаться. Николай оказался большой дипломат.

— Ну, Рома, — выслушав меня, ответил Коля, — ты неправ. Надо было не ругаться, а вежливо обо всем попросить.

Посоветовал пойти примириться. Иначе, мол, ваше выступление под вопросом. Мои товарищи на меня набросились. Из-за тебя, мол, мы не выступим. Значит зря ехали. Подвергнутый обструкции, я побежал мириться с оператором. Стал всячески извиняться. Был покровительственно прощен. Оператор, удовлетворившись тем, что поставил на место заезжего нахала, изображающего из себя «капризную рок-звезду», сменил гнев на милость. Конфликт был улажен, таким образом. Но мне было поставлено на вид. С тех пор, кстати, я стараюсь с операторами не ругаться, как бы они хреново не отстраивали звук. Себе дороже. Хозяева пульта чужих, как правило, к нему не пускают. А палец у оператора всегда на кнопке. Чуть что — раз — и нет звука. А нет звука, значит ничего нет. И можно просто уходить со сцены.

Вот она — слабая сторона рок-музыки. Она, как и всякое порождение технического прогресса, уязвима и зависит от наличия тока и от проводов. Все тут на электронике основано. А, как известно, электроника — это наука о плохих контактах в проводах. Сколько же из-за этих контактов сорвалось блестящих дебютов и триумфов, уму непостижимо.

Но вот ожидание окончилось и нам объявили, что наступила наша очередь на сцену. Все дальнейшее происходило для меня как в тумане. С первых же аккордов группа понеслась на убойном ритме. Потом, на записи с пульта, обнаружилось, что то, что мы играли, музыкой назвать можно было очень с большой натяжкой. Какой-то сплошной самолетный рев, в котором прединфарктно и на пределе сил пульсировал мой сумасшедший, почти невменяемый вокал. Слов разобрать было невозможно. Ясно только одно: человек ревет, как раненый бык в порыве экзистенциального отчаяния.

Рок-музыка пришла к нам с Запада. Потому у нас есть старая традиция искать всему аналогии и сравнения на западной рок-сцене. С чем можно сравнить то, что звучало в тот день на свердловской сцене? Разве что с пресловутым Оттисом Редингом. Но, клянусь, и пресловутый Рединг, этот почти сумасшедший негр, был превзойден.

На сцене справа шоуменили Немиров с Ириной Кайдаловой и Гузелью Салаватовой. Слева конвульсивно дергался Юра Крылов, тряс своими разноцветными волосами. Я что-то подобное наблюдал впоследствии у группы «Аукцион», но там все культурно, отрепетировано, театрально. Здесь же, в эти минуты, на сцене происходило какое-то настоящее безумие. Закипал самовар. Раздавался грохот бьющихся в цинковой ванне бутылок. Кто-то притащил на сцену огромную лестницу-стремянку и зачем-то на нее лез. Впрочем, для меня это все было как в тумане, потому что я, закатив глаза и не помня себя от напряжения, хрипел в микрофон:

— Прямо… с экрана… дует…, — и вполне возможно, что уже и не мог вспомнить и отчетливо пропеть, что именно от туда дует.

— «Do it yourself, motherfucker!» — возможно, усмехнется кто-то из нынешних молодых людей, прочитав описания этой сцены. И я в ответ только смущенно опущу голову и усмехнусь тоже: да, уж!

Не знаю, что ощущала публика, собравшаяся в тот день в зале ДК им. Свердлова посмотреть на участников рок-лаборатории. Именно под такой вывеской проходили в свердловском рок-клубе эти смотры. Что-то типа — алло, мы ищем таланты! У разных людей разная реакция. Кому-то было весело. Кому-то — страшно. Кто-то испытывал неожиданный подъем и восторг. Потому что вот это-то, в сущности, настоящий рок-н-ролл и есть. Тряска. Конвульсии. Эпилепсия. Пена на губах. Ванханахия, творящаяся в чудовищном ритме и динамике. Такое долго не выдержишь. Нас спасло лишь то, что продолжалось это все каких-нибудь 15–20 минут. Мы покинули сцену все красные и в «мыле».

Оказавшись на крыльце дома культуры, сзади вышедшей на перекур публики, я ожидал, что мое появление вызовет у присутствующих шок или хотя бы ажиотаж. Ничуть не бывало. Присутствующие делали вид, что меня не узнают, и деловито обсуждали наше выступление.