Повседневная жизнь тайной канцелярии - [14]

Иногда вместо краткой резолюции Петр посылал более подробные записки. «Дьякона пытать, – писал он в Тайную канцелярию в феврале 1720 года, – к кому он сюда приехал и приставал, и кого здесь знает своего мнения потаенных; а по важных пытках послать с добрым офицером и солдаты от гвардии в Нижний, и там казнить за его воровство, что мимо выбранного старца воровски учинил. Другого, Иону, пытать до обращения или до смерти, ежели чего к розыску не явится». Таким образом, царь предопределил приговор независимо от результата будущих допросов и пыток.[43]

В случае занятости государь передавал свои указания через кабинет-секретаря Макарова. Последний «препровождал» в Тайную канцелярию те дела, которые царь решил передать в ее ведение. «Благородный господин бригадир и маэор от гвардии, – писал Макаров Ушакову в феврале 1720 года, – царское величество указал отослать к вам раскольщика дьякона Александра и с его доношением, которое он подал его царскому величеству; а что оный раскольщик в допросе сказал, тому записка при сем тако ж прилагается; и оного колодника изволите приказать посадить в город; а что с ним надобно делать, о том я вам донесу сам». Иногда секретарь объявлял царские указы устно, и тогда они записывались в указную книгу за подписями руководителей канцелярии.

Импульсивный царь мог даже лично сдать в застенок нового «клиента». В день рождения Петра, 30 мая 1724 года, сын купца гостиной сотни города Серпухова Афанасий Шапошников оказался рядом с императором на службе в церкви села Преображенского, где поднес ему три украшенных цветными лентами калача. Тот подарок принял, пригласил приглянувшегося ему молодого купца в Лефортовский дворец и посадил его с собой обедать. Но за столом осмелевший молодец позволил себе спросить: «Есть ли польза в том употреблении табаку?» – и рассказал, как пробовал курить и нюхать табак, но в этом занятии «пользы не нашел, кроме греха». В ответ император «изволил рассмеятца и сказал ему: „Не рыть бы де тебе, Афонасей, у меня каменья“„, – а после трапезы внезапно подошел к своему гостю, «изволил ударить его тростью дважды и указал взять ево под караул“; незадачливый детина последовал за царем из Москвы в Петербург уже в качестве колодника и просидел в Тайной канцелярии до самой смерти государя.[44]

В этой истории проявились и характерный для царя интерес к новому знакомому – должно быть, бойкому молодцу, и «отеческая» угроза неразумному «сыну» – подданному, переходящая в рукоприкладство с отправлением гостя «под караул». С другой стороны, искренний поступок простолюдина сделал возможными для него и величайшую милость – право сидеть за царским столом, и мгновенное попадание в застенок за не к месту сказанное слово. В этом эпизоде, случившемся на фоне коронационных торжеств, наглядно проявились не только нрав самого Петра, но и его методы проведения реформ, в одночасье возносившие людей к вершинам власти и могущества и безжалостно свергавшие их оттуда в небытие.

Этапы большого пути тайного сыска

Образованная для расследования дела царевича Алексея Тайная канцелярия являлась временной и чрезвычайной комиссией – об этом говорит отсутствие указов, разграничивавших деятельность канцелярии и Преображенского приказа. Однако с переездом в Петербург Тайная канцелярия стала постоянным и весьма важным учреждением. Особая юрисдикция по «слову и делу» была еще раз подтверждена именным указом Петра I от 5 ноября 1723 года о «форме суда», гласившим, что на политические преступления не распространялось общее положение о предоставлении ответчику до суда списка выдвинутых против него обвинений.

В «регулярной» монархии служба политического сыска играла роль «подсистемы страха» для преследования любой оппозиции реформам. В ее компетенцию входили розыск и суд не только по указанным выше политическим преступлениям, но и делам о шпионаже, казнокрадстве и взяточничестве в особо крупных размерах; самозванстве, раскольничестве, совращении в иную веру. В этом качестве она заняла свое место в ряду других форм контроля и надзора империи (фискалитета, прокуратуры, Вышнего суда, полиции).

Тайная канцелярия по своему статусу была выше коллегий: все учреждения, за исключением императорского Кабинета и Сената, обязаны были выполнять ее предписания по части политического сыска. Так была заложена основа для появления стоявшей над всем государственным аппаратом «высшей полиции», существование которой станет впоследствии характерной чертой российской государственности. Однако в петровское время Сенат еще служил для канцелярии апелляционной инстанцией. Он рассматривал жалобы на Тайную канцелярию; в него же отсылались дела, которые канцелярия решить самостоятельно не могла. Сенаторы могли требовать от канцелярии рапорты – например, сколько денег имеется в наличии, есть ли среди ее служащих «юнкеры и подьячие» из дворян и были ли таковые «в науках».[45]

Переехав в новую столицу, Тайная канцелярия оставила в Москве свой филиал, который был упразднен только в мае 1723 года, а его дела передали Преображенскому приказу. С самим Преображенским приказом Тайная канцелярия действовала параллельно, но близость последней к царю делала ее более важным учреждением. Поступившая Петру в 1720 году жалоба на действия чиновников Преображенского приказа была по царскому повелению передана для рассмотрения в Тайную канцелярию. После смерти старого «князя-кесаря» его сын и преемник не мог конкурировать с влиятельным Толстым. Однако в том же 1720 году функции обоих учреждений были разграничены. Тайной канцелярии были поручены сыск и суд по политическим преступлениям в Петербурге и ближайших к нему городах, то есть наиболее важные дела; юрисдикция Преображенского приказа распространялась на всю остальную территорию страны. Указ 28 апреля 1722 года формально уравнивал Тайную канцелярию с Преображенским приказом. Местные «командиры» должны были «сыскивать» злодеев и оскорбителей величества, заковывать «в ручные и ножные железа» и, «не роспрашивая, присылать в Тайную канцелярию или в Преображенский приказ за крепким караулом». С ними вместе полагалось и «доносителей для обличения их высылать в те же означенные канцелярии за поруками, а буде порук не будет, за провожатыми под честным арестом».