Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [128]

Прилетел… разочарование. Во-первых, не письмо, а открытка, во-вторых, ни звука о том, что посланные деньги получены. Доволен тем, что открытка действительно свежая. Сегодня 1 июля, а вышла она из Молотова 19 июня. Это все равно, что по рукам послано. Первый случай почти за год переписки такой быстрой доставки. Обычно письма идут месяц, иногда два и более. Некоторые вовсе не доходят. Рад известию, что они живы и здоровы. Только поражает упрямое молчание о деньгах. Не могу поверить, что она их не получила. Дней десять назад читал в бухгалтерии официальное извещение от 4 июня из Молотова о том, что 2400 руб. для жены Кедрова поступили. Она же пишет открытку от 19 июня. Неужели от нее скрывают. Наконец я послал телеграфом 2000 руб. 31 мая. Получается, что письмо от этого числа она получила, а деньги, отправленные телеграфом, не дошли. Напишу ругательное письмо.

8/VII-1942 г[ода]

Только что вернулся с наблюдательной вышки. За все одиннадцать месяцев осады не приходилось видеть картины, как полчаса назад. В воздухе гудят истребители. Их два десятка. Вскоре донесся тяжелый гул наших бомбардировщиков. Они отчетливо были видны в бинокль. Их около десяти. Летят в сопровождении истребителей на высоте примерно полтора километра в направлении на Стрельну и Урицк. С вышки я с удовольствием наблюдал в бинокль, как самолеты пошли в пике и сбросили бомбовый груз. Через короткий временной промежуток донеслись звуки далеких взрывов. Немцы подняли зенитную стрельбу. Разрывы снарядов заполнили небо над городом в районе порта. Я заметил у некоторых самолетов короткие вспышки. Сердце тревожно забилось. «Неужели подбили», – мелькнула мысль. Я не отрываясь следил за самолетами. Они развернулись и, быстро снижаясь над крышами Старой и Новой Деревни, пошли на свой аэродром. Потерь, по-видимому, не было. Встревожившие меня вспышки, вероятно, возникали от взрывов бомб. Пять самолетов совершили повторный налет и сбросили бомбы в районе Стрельны. Моросил небольшой дождик, облачность была низкая. Самолеты шли у самой кромки облаков. Налет, по-моему, оказался настолько внезапным и неожиданным, что фрицы открыли зенитный огонь уже после того, как были сброшены бомбы. Как приятно, как отрадно было наблюдать такую картину. В самом деле, бомбят не нас, а наши бомбят немцев. Так им, негодяям, и надо. Странно – немецкие зенитки обстреливают наши самолеты над Ленинградом. Значит, город – натуральный фронт. ‹…›

17/VII-1942 г[ода]

Наступление немцев продолжается. Наши войска оставили Кантемировку, Богучар, Миллерово. ‹…› В районе Воронежа (читай в самом городе) идут ожесточенные бои. ‹…› События развиваются столь стремительно, что не будет неожиданностью, если через месяц немцы подойдут к Волге в районе Сталинграда. ‹…›

Переживаем страшно напряженное время. Мы отдали Украину, Донбасс – значит хлеб и уголь. Достаточно немцам отрезать нас от нефти, как мы можем оказаться перед лицом катастрофы. Отечество в опасности. Однако товарищ Сталин почему-то молчит. Это меня радует. Можно предполагать, что что-то готовится. Быть может, гениальное. Обычно гениальное воспринимается людьми ошеломляюще. Может быть, это молчание скоро и прервется, тогда хуже, значит, действительно над Родиной нависла смертельная угроза. ‹…›

Остается ожидать развития событий, работая не покладая рук на вверенном тебе участке фронте. Ленинград перед грозой. Ленинград насторожился. Ждем неизбежного штурма. ‹…› Когда-то я писал об уличных боях, отстаивая тезис о нецелесообразности ведения в условиях Ленинграда уличных боев. Все равно отступать некуда, мы обреченные в этом случае люди. Исходя из одиннадцатимесячного опыта войны в Ленинграде я убедился, что тезис этот неправилен, ибо он исходит от предпосылки сохранения жизни бойцов и населения. ‹…› Теперь, когда каждая улица превращена в крепость, есть смысл драться с врагом до последнего патрона. И в том, и другом случае (оставление города и вступление в него немцев или борьба за каждый дом) мы, ленинградцы, люди обреченные. Во втором случае есть шанс остановить немцев и выбить их из города или на худой конец не сложить голову до того, пока не уничтожить по десятку захватчиков. После этого и умирать не страшно. ‹…›

Этот старый маньяк (П. М.) совсем обалдел. Ни с того ни с сего прекратил со мной разговаривать, странно и непонятно. ‹…›

20/VII-1942 г[ода]

Сегодня в 19 часов объявили воздушную тревогу. Длилась она один час 47 минут. Над городом самолетов противника не было. Наши бомбили Петергоф, немцы – торговый порт. Налетело около 60 самолетов. Этот налет можно считать прелюдией большого штурма города. Пока они бомбят передний край обороны, чтобы вывести из строя артиллерию.

Судя по приватным разговорам, наши войска якобы заняли одну деревушку перед Лигово. Возможно, эта деревушка – Княжево. Не вредно было бы выгнать немцев из Лигово и Урицка, а затем из Петергофа и Пушкина. Это избавило бы Ленинград от артиллерийских обстрелов.

25/VII-1942 г[ода]

Последние дни и ночи наполнены глухим, как раскаты грома, рокотом орудийных залпов. Но вечером и ночью выстрелы происходили совсем близко. Я думаю, это стреляли с линкора «Октябрьская революция», стоящего около Балтийского завода. ‹…›